— Мне не хватало власти, — младший Морин распрямился и сверкнул глазами. — Мне двадцать четыре, а я все еще… просто младший Морин при знаменитом отце. Ты хоть раз видел глаза тех, кто готов на все ради дозы?
— Когда у нормальных людей недостаток чувства власти, они ходят по клубам пороть баб. Или шарахаются по притонам Хеске, потому что там это разрешено. И отыгрываются на тех, кто хотя бы получает от этого удовольствие. Нормальные люди вытворяют такое, что у тебя волосы дыбом встанут, но делают это в рамках закона!
— Прости.
— Чтооо?!
— Прости.
— Я не ослышался? — Морин грохнул стулом об пол. — Ты решил, что можно натворить дел на пожизненную семейную каторгу, а потом просто извиниться? Когда ты поймешь, что есть вещи, которые необратимо меняют жизнь? Ты через два года должен вступить в совет лордов. А я даже не знаю, как тебя туда можно допускать, если ты думать не способен. Вообще!
— Отец…
— С глаз моих — долой!
Триединая империя, Джалан
Район Фирих, здание городского суда
Судья удивленно воззрился на двух неприметных людей, стоявших в его кабинете.
— Как вы себе это представляете?
— Вам всего лишь требуется принять определенное решение. Точнее, согласиться с решением большинства. Ведь вы всегда так делаете.
— Мы всегда принимаем во внимание решение совета лордов. Но… Вы же понимаете, что я не контролирую этот процесс. Вы знаете протокол.
— Знаем. Но в этот раз он будет другим.
— Это невозможно.
— А что вам известно о наших возможностях?
Триединая империя, Альварские горы
Особняк семьи Коннор
Фанни Коннор сдула белую прядь с лица и обиженно уставилась в телевизор. На заседание суда ее не просто не пустили. Мать сообщила, что ей запрещено даже приближаться к Джалану.
С одной стороны, альва прекрасно понимала, почему. Чтобы своим появлением не провоцировать журналистов. Даже малейший скандал сейчас может сместить чаши весов правосудия. Но все равно было обидно.
— Вы говорите, что телевизор никто не смотрит? — орал с экрана Иммур-Кемаль Велес. — А я говорю: сейчас вы его включите, сядете и будете смотреть.
— Уже смотрю, — буркнула Фанни.
Чтобы хоть как-то скрасить паршивое состояние, она потянулась за бутылкой вишневого пива и отсалютовала появившемуся на экране лорду Райвену.
— Привет, приятель. Выпьешь со мной, когда все закончится? Ты такое тоже любишь.
Высшие лорды — представители совета двенадцати — рассаживались полукругом за судьей-друидом. Фанни сжала бутылочное горлышко так, что темное стекло захрустело. Этого еще не хватало. Судить Виктора будет друид? Они в своем уме? Теперь она, как никогда отлично понимала, почему мать наложила такой категорический запрет на ее появление в городе. Благо, никто, кроме прислуги в доме не слышал, как юная альварская леди выражается многоэтажным портовым матом.
Триединая империя, Джалан
Комплекс зданий департамента охраны и судейства, зал имперского суда
Ким был первым в ряду. Судебный прокурор поставил Руку правосудия на стол перед патриархом. Артефакт, выполненный в виде синей длани, слегка мерцал — он был активирован и ждал голосования.
Последнее решение высших лордов было тайным. Мощнейшая защита — и ментальная, и эмпатическая — закрывала сейчас их мысли и чувства. Никто не будет знать, кто проголосовал за, а кто против. Тем не менее, интуиция подсказывала друиду: шансов на решение в пользу Виктора попросту нет. Как бы ни хотелось верить в обратное.
Ким приложил ладонь к артефакту. На секунду почувствовал, как энергия кольнула кожу, обожгла морозом — и тут же отступила, считав все необходимое. Патриарх слегка встряхнул головой. Он не любил ментальное сканирование ни в каком виде.
Виктора привели в зал суда. Огромное казенное помещение словно сжалось — и сидящие в нем прилепились друг к другу. Перешептывались, переговаривались, смотрели на него.
Тридцать шагов на глазах у всех. У нацеленных на него глаз и камер. Под еле слышный шум толпы, собравшейся под окнами зала суда. Что они выкрикивали? Виктор не мог разобрать. А защита мешала почувствовать фоновые эманации. Зато он хорошо чувствовал каждого в этом зале. После вынужденного перерыва и длительного пребывания в одиночестве, в холоде и полумраке синестезия обострилась до предела. Целый оркестр чужих эмоций — он мог вычленить каждого по отдельности и с закрытыми глазами определить, кто где находится и что чувствует.