Еще пять шагов. И «загон», в котором ему предстоит стоять до конца заседания. Расположенный таким образом, что он мог видеть всех — и «зрителей», и лордов, сидевших полукругом за спиной судьи.
Не зная, чем еще заняться, он смотрел. На тех, кто взирал с нескрываемым злорадством. И на тех, кто сочувствовал. Нора держалась на удивление спокойно. Эдвард был похож на памятник суровой решительности. Гаральд побелел до синевы и, казалось, еще немного — оторвет от рукава пуговицу или воротник. Форменный китель ему сегодня мешал больше обычного.
Судья-друид — терпеливо ждет, когда все будет готово к началу.
Особенно долгий взгляд Виктор задержал на Тасите. Она села так, чтобы ее не заметили. Он бы и не разглядел, если бы не почувствовал. За общим гулом безнадежности, злорадства и скорби — ее сожаление о потерянном будущем. Оно сочилось еле уловимой струйкой. А глаза блестели от слез.
Виктор чувствовал себя скотом. Потому что, когда ему вынесут приговор, то окажется, что те пронзительно жестокие слова — последнее, что он ей сказал. И определенно, она этого не заслужила.
Протокол высшего суда был известен. Формальное мероприятие с двенадцатью сценаристами и театром одного актера. Но все тонкости необходимо было соблюсти. Решение уже принято советом лордов, и судья не посмеет открыто выступить против. Ни адвоката, ни обвинителя. Весь этот фарс — чтобы показать наивной черни: суд все еще вершат те, кому была доверена эта высокая часть.
Так что, для публики — в том числе, воющей под окнами — сейчас будет разыгран дивный спектакль, где лорду Коннору отводится роль главного злодея.
Виктор не стал сдерживать горькую улыбку. И напомнил себе, что в ту минуту, когда он взял в руку пистолет, то уже знал, чем все это кончится. Девять шансов из десяти, что сегодня ему объявят смертный приговор. А он все еще по привычке фиксирует происходящее и запоминает выражения лиц, чтобы потом… чтобы что?
— Лорд Виктор Коннор, — казенным голосом начал судья после дежурных приветствий. — Признаете ли вы, что нарушили закон о полномочиях сотрудников правоохраны?
— Да, признаю, — так же сухо сообщил Виктор.
— Признаете ли вы, что совершили убийство друида Коди из провинции Ирге?
— Да.
— Сожалеете ли вы о содеянном? — зачем-то спросил судья.
— Не думаю.
— Отвечайте прямо.
Виктор задумался над ответом. За время пребывания в тюрьме, точнее, после разговора с Норой он неоднократно размышлял об этом. Правильно ли он поступил, или это была какая-то шальная дурость, не имеющая оправданий? Сейчас он окончательно сформулировал свой ответ.
— Нет, ваша честь. Я не сожалею. Во-первых, это бессмысленно. Во-вторых, чувство вины не относится к числу смягчающих обстоятельств.
В зале зашептались.
— И свидетелей у этого преступления нет, — судья не спросил, он это утверждал.
Капитан Брайс сидел среди «зрителей» с абсолютно бескровным лицом. Его Виктор тоже почувствовал. Но не стал даже поворачиваться, чтобы не выдать. Свидетелей по особо важным делам допрашивали менталисты. И соврать было невозможно. Они вторгались в лимбическую систему мозга и могли увидеть любую ложь. Только процедура была крайне опасной. Каждый десятый, подвергшийся этому воздействию, оказывался в палате с мягкими стенами надолго. А некоторые — и вовсе навсегда. Но, когда дела были действительно громкими, свидетелей не жалели.
— Ознакомлены ли вы с протоколом обвинения государственного департамента правоохраны и судейства?
— Да, ваша честь.
— Вы обвиняетесь в преступлениях по статье 101 части 1 Уголовного кодекса Триединой империи, Умышленное лишение жизни при исполнении должностных обязанностей, и статье 345 части 2 Уголовного кодекса Триединой империи, нарушение протокола применения ментальных ограничителей. А также вам вменяется вовлечение одного и более лиц в правонарушение вследствие превышения должностных полномочий…
Пуля была одна, решение было одно, а список обвинений, казалось, судья будет зачитывать до обеда. На славу постарался кто-то из прокуратуры.
К концу чтения у Виктора звенело в ушах. И, чтобы отвлечься, он снова начал смотреть на Таситу.
Она молилась. Сложила руки в знаке обращения к пресветлым богам и беззвучно шевелила губами. Отказываясь верить, что совсем скоро все кончится. И Виктор чувствовал себя виноватым, как никогда. Он понимал, что один эмоциональный разговор не сможет внезапно стереть даже то немногое, что между ними было. И целой жизни, которая у них могла бы быть… Только не будет ни этой жизни, ни следующего разговора.