— Маркус, вынуждена тебя прервать, — Джа жестом убрала руки мастера со своих плеч и свесила ноги с кушетки. — Продолжим позже. Все равно энергетика в комнате уже не та.
Гаральд напряженно наблюдал за тем, как друид нарочито неспешно собирает свои инструменты, разложенные на складной подставке возле кушетки. Скребки, фигурные деревянные палочки, шарики, яйцеподобные «подвески» на шнурках, и масло, источающее аромат миндаля и ванили. Последним в сумку отправился агрегат, напоминавший мини-дрель с черным наконечником, которым тоже можно было заменить при желании игрушку для скучающих дам. Каким образом можно использовать подобную конструкцию в медитативной практике, Гаральд не желал даже догадываться.
Джа спрыгнула с кушетки и, не одеваясь, пересела на кресло напротив своего гостя. Дождалась, когда Маркус уйдет, и только после этого поинтересовалась:
— Ты опять здесь?
— Да, — Гаральд решил не утруждать себя объяснениями, зачем.
— Кофейку или джин?
— Мне. Ничего. Не надо.
— Ну и ладно, — похоже, что ведьма была удивлена этим неожиданным визитом. Не дождавшись ответа и не желая быть просверленной тяжелым взглядом, она поднялась и пошла к бару. — Уровень твоей экспрессии заставляет меня усомниться в твоих профессиональных качествах.
Гаральд закусил губу. Разговор получался совсем не таким, каким он его видел. Джа была спокойна, как сытая змея, хотя она стопроцентно знала, чем закончился суд. И ее это вообще никак не волновало!
Она достала стаканы, джин и вазу с конфетами. При этом словно специально красовалась, приподнявшись на цыпочках и потянувшись к самой верхней полке. Шелковый халат лежал рядом на диване, но она и не подумала его надеть. Предпочла разгуливать по дому в таком виде, от которого у импульсивного лорда Райвена окончательно срывало резьбу.
— И ты тут… медитируешь? — Гаральд отобрал у нее бутылку, налил себе полный стакан, залпом выпил и засунул в рот две шоколадные конфеты, не особо ощущая ни вкуса, ни крепости выпитого. Зато стало немного легче. — Ничего не хочешь мне сказать?
— Я тебя давно не проклинала, напомни? — глаза Джа угрожающе засветились бирюзовыми сполохами, и такие же голубоватые искры появились на кончиках пальцев.
Гаральд сжал кулаки. Воспоминания были не из приятных. Он тогда «легко отделался»: обиженная халахинская ведьма одарила его всего лишь небольшой сонливостью за рулем, и как результат — поцелуем со столбом, недельной рассеянностью на работе и еще какой-то мелкой неприятностью.
Джа тоже потянулась к джину, а вот конфеты не тронула.
— Мне стоило больших усилий добиться именно того, за что ты сейчас почти собрался меня убить.
— Поясни, — потребовал Гаральд. Он злился, нервничал и с большим трудом сдерживал себя, чтобы не устроить тотальный погром — в чужом доме. Просто потому что накипело!
— Неужели манипуляции общественным мнением — это слишком сложная многоходовка для тебя? — Джа покачала ногой. — Ты же у нас один из лучших специалистов империи. Похоже, тебя сильно переоценивают.
— Тебе не надоело язвить? Мой друг…
— С твоим другом все по плану. И этот план был не в том, чтобы его оправдал суд. Ты же не думал на это надеяться? За то, что он сделал, ему грозило или двадцать пять лет каторги в горах, или…
— Смертная казнь, — едва выдавил из себя Гаральд.
— Прекрасно. Вот на это я и рассчитывала. Что ты на меня так смотришь? Мне стоило больших усилий сделать так, чтобы изначально планируемый судья вовремя слег. И процесс вел именно тот, кто мне нужен. Избранная им высшая мера смотрелась бы, скажем, оправданно. Друиды только с виду прикидываются святошами и травоядными, но они те еще интриганы и манипуляторы. Ну тебе ли не знать, милый.
— Продолжай.
— Затем пришлось немного… воздействовать на нашего решателя. Но так, чтобы этого не заметили ни штатные менталисты, ни эмпаты.
— Это ты умеешь, — согласился Гаральд, вспоминая, сколько раз Джа демонстрировала это умение за годы их знакомства. Тонкая, можно сказать, ювелирная работа.
— Они и не заметили. Приговор должен был выглядеть максимально естественно на фоне общественных волнений, которые мы… не организовали, мы просто забросили в народ хорошую идею. Но судьям наплевать, что там происходит на улицах. Наплевать на волнения в стране, их интересуют только законы. И, пожалуй, самую малость — собственная семья и целостность шкуры.