— Куда ты клонишь? — Гаральд продолжал выуживать из вазы конфеты.
— Все туда же, сладкий. Единственный человек, который боится за свою задницу, это император. Наша задача была — получить любым способом высшую меру. И заставить судью несколько понервничать.
— Зачем все это?
— Высший лорд, осужденный на смертную казнь, имеет право подать апелляцию его величеству и получить помилование. Если бы лорду Коннору впаяли каторгу, его бы отправили в горы. И там бы он провел двадцать пять лет. В каменном мешке без права даже выйти на солнце. С этим мы уже ничего не смогли сделать. А сейчас он может подать прошение Тагиру о помиловании — и получить его. Если император соизволит поставить росчерк своего пера, через неделю твой друг будет на свободе. Помилование не отменяет приговор, не оправдывает преступление, но твой Виктор будет свободен и даже не лишится статуса лорда. Законы бы читал хоть иногда, прежде чем лезть в очередную авантюру. Тем более, втравливать меня.
Гаральд изобразил аплодисменты и презрительно ухмыльнулся.
— Ты не принимала во внимание такой вариант, что император это не подпишет? Что ты тогда будешь делать?
— Радоваться, что твой друг вовремя свалил из этой страны в лучший мир. Если император окажется настолько… недальновидным, что разрешит обезглавить народного героя, боюсь, дальше даже лучшие оракулы не смогут предречь империи светлого будущего.
Джа смотрела на него свысока. Что было невозможно по определению, учитывая колоссальную разницу в росте, но у нее все равно получалось.
— Видимо, эмоции мне мешают оценивать ситуацию правильно, — Гаральд взял со стола сигаретную пачку.
— Поэтому судебная система устроена так, как есть. Но, при должном умении и аккуратности любую систему можно взломать.
— В таком случае пугает количество людей, способных это сделать.
— Да… Их уже практически не осталось, — Джа теперь просто понимала, за что именно истребляли носителей темного дара.
Она, наконец, соизволила вспомнить, что где-то на диване грустит забытый халат, и оделась. Впрочем, это было достаточно условно: накинула легкую хламиду, даже не завязав пояс.
Гаральд хотел было поразмыслить насчет того, с каких пор она стала его стесняться, но не успел. Буквально через секунду в дверь постучались. Он прекрасно знал: если охрана дома пропустила, значит, свои. Но если стучатся — значит, не настолько, чтобы входить без разрешения.
— Ваши материалы, госпожа Маоджаджа, — на пороге обозначился редакционный курьер.
— Спасибо, — Джа забрала папку, закрыла дверь и вернулась на кресло. — Так, что тут у нас. Фарадей… ну точно, как я и говорила. С новенькой. Бетан. Уоллес… Ага.
Она одну за одной укладывала на стол репортажные фотографии, сделанные в зале суда.
— Мы закончили? — Гаральд ощущал легкую досаду из-за того, что его теперь просто игнорировали.
— Да. А вот это в печать не пойдет… Кстати. А вот тебе так лучше не делать, — Джа подняла на его глаза. — Не опускай голову и не смотри исподлобья, когда тебя фотографируют.
— Почему? Это же мой фирменный взгляд.
— Он был прекрасен. Пару лет назад. И, помнится, имел должный эффект. Когда у тебя еще были острые скулы. А второй подбородок… пойми, это никого не красит.
Гаральд посмотрел на свою фотографию. Джа продолжала раскладывать свой «пасьянс».
— Модный журнал собирается публиковать репортаж из зала суда? Кто в каком наряде явился казнить Виктора?
— Редактор модного журнала, — Джа ухмыльнулась. — Все еще может иногда решать, какие фотографии появятся… или не появятся в дружественных изданиях. Которые публикуют политические заметки. Не мешай мне работать.
Гаральд послушно замолк и пошел к зеркалу. Ему было наплевать, как он выглядит с точки зрения столичной моды. Но профессиональные советы принимал с пониманием: публичный имидж для высшего лорда — вещь не последняя. Поэтому, пользуясь случаем, «примерял лицо», запоминая, какой ракурс будет смотреться максимально выгодно. Вот этот, с чуть приподнятой головой.
— Не парься, ты все равно красавчик, — Джа появилась у него за спиной совершенно неожиданно.
— Я знаю, — лорд Райвен так же неожиданно развернулся и неуловимым движением прижал халахинку к стене.
Все случившееся за сегодняшний день было слишком… сложным, чтобы хоть как-то еще контролировать свои чувства. Он уже сам не понимал, на что больше злится, на Джа с ее неуместным ехидством, или на себя за то, что опять напился и теперь хочет эту женщину до безумия.