Халахинка вздрогнула, почувствовав его тяжелое дыхание на своей коже.
Гаральд поднял на нее глаза и произнес то, что можно успеть сказать только сейчас — или больше не получить ни единого шанса.
— Я не смогу без тебя. Понимаешь?
Джа понимала. Она положила ладонь ему на щеку. А он наклонил голову, ложась на ее руку, как большой белый кот. Способный открывать ногой дверь императорской канцелярии. Принимать решения, переворачивающие жизнь целой страны. И убивать, не задумываясь.
Она смотрела на него очень долгим взглядом. И сомневалась. Потому что помнила, чем все закончилось в прошлый раз.
Но не каждый день такой мужчина стоит перед ней на коленях, даже ради примерки туфель.
Со стороны казалось, что она сомневается, только решение было принято давно. Просто даже себе признаться в этом было мучительно больно.
— Я закончу в девять.
Триединая империя, Джалан
Район Хеске, Дом журналистики
Венсан настоял на том, чтобы Сафира приехала на полчаса раньше — «для инструктажа». Теперь они сидели в просторном кафе на первом этаже высотки, занимаемой десятками газетных и журнальных редакций, и маэстро спешно вбивал в свою протеже необходимые знания.
— На все вопросы буду отвечать я. Надеюсь, понятно, почему? Народная любовь — дама капризная. Сегодня тебя все обожают, а завтра забыли, как звать.
— Это я хорошо понимаю, — кивнула Сафира, вспоминая некогда знаменитое шоу «За стеклом». Его героев тоже когда-то обсуждали всей страной, а потом в одночасье забыли.
— Превосходно. Рад слышать. Дальше. Я буду держать тебя за руку. Вот так, — Венсан бережно сжал ее ладонь. — Если я давлю большим пальцем, отвечаешь утвердительно. Если мизинцем — отрицательно. Давай потренируемся. Говоришь, да или нет.
— Да. Нет. Нет. Да. Да.
— Молодец. Если на вопрос нельзя ответить ни да, ни нет, берешь многозначительную паузу. Ты артистка балета, а не политик на трибуне. От тебя не ждут красивых речей. Я успею подхватить.
— Маэстро. Можно вопрос? Все со мной так возятся… как будто я какая-то ценность.
— Напрягает? — усмехнулся Венсан. — Я тоже первое время не понимал. Но это имперцы, менталитет у них такой, всех в зубах таскать. Во все влезть, везде нос сунуть. Чужие заботы важнее своих. Я, как видишь, за столько лет тоже нахватался. Странно, правда? Два гея переезжают из цивилизованной и культурной страны в дикую империю, где к таким как мы относятся, мягко говоря, с осуждением. Да и с культурой, как ты заметила, здесь не то, чтобы хорошо.
— Почему тогда вы переехали?
— По приглашению от императора. Молодые были, наивные. Флоран — уникальный кулинар, алхимик. А я хореограф. Хотели принести высокое искусство в эту дикую страну. Только у него все получилось, он звезда. А я…
— Вы же главный балетмейстер имперского театра?
— Синекура, — поморщился Венсан. — Как ни прискорбно это признавать, тот мальчишка, которого я выгнал, был прав. Когда-нибудь мы с тобой съездим хотя бы в Нират, увидишь разницу между тем, что ставят в Имперском театре, и тем, что творят там. Это… как сравнить танцы в вашем сельском кабаке и на большой балетной сцене. Мы словно застыли во времени… Так, а не пора ли нам? — встрепенулся Венсан и, взяв Сафиру под руку, повел в сторону конференц-зала.
На полпути он притормозил прямо посреди длинного коридора. Посмотрел девушке в глаза и сообщил:
— Еще кое-что. Запомни. Ни один серьезный мужчина не потерпит, чтобы его жена была танцовщицей. Тебе надо объяснять что-нибудь относительно репутации балетных?
— Н-нет.
— Отлично. Высшие — только ради баловства и денег. Ни на что больше не рассчитывай. На богемных они не женятся.
— Да не собираюсь я замуж! И вообще, никуда я от вас не уйду! — Сафира бросилась на шею Венсану.
За спиной раздался сухой щелчок. Сработала вспышка фотоаппарата. Господа артисты мысленно поздравили себя с тем, что завтра где-то обязательно появится скабрезная статья о романтических отношениях между примой и хореографом имперского театра.
— Экая ты нервная, — маэстро усмехнулся. — В конце концов, я тоже не женат. И ничего. Кстати, хорошо, что напомнила. Я ведь обещал познакомить тебя с лордом Коннором.
Гаральд ждал на парковке, стоя возле машины. Игнорируя косые взгляды сотрудников Дома журналистики. Сегодня их было особенно много — и все как сговорились выйти одновременно. Впрочем, ему было наплевать. Даже наоборот, в глубине души он хотел, чтобы эти люди его видели. И сделали нужные выводы.