Он сделает тебя не только телесно-бессмертным, но и светящимся, как звезды".
- Вся наша жизнь только след давно угасшей звезды!
Ну что нам звезды! Какое нам дело до них? Почему же так жадно мы о них размышляем? И почему звезды к каждому обращены персонально, ко всякой душе в отдельности и словно бы вторгаются в душу, и про них говорится, что "звезды смотрят" на землю, тогда как луна, хотя светлее и больше, на нас и не глядит и имеет отрешенную внешность? Ведь луна, казалось бы, глубже должна касаться нашей земной природы, влияя на приливы, отливы, - но существует, тем не менее, как бы в отсутствии нас, а звезды со всех концов устремлены прямо и точно в грудь, и не оттого ли мы проявляем встречный к ним интерес и, чувствуя внутреннюю свою зависимость от них, рисуем созвездия, составляем гороскопы?..
- Сижу на диване в одном белье и, чтобы увериться, спрашиваю, есть ли жизнь на Венере?
- Нет на Венере жизни, - был мне голос в ночи.
Светлый спутник. Мягко воздетый перст. - Бодритесь!.. - Всегда со значением. Советы его всегда несли какой-то провидческий смысл. Я удивился однажды точности его предречения, имевшего практический, в лагерном отношении, вес.
- А то ли будет, когда начнем летать по воздуху в назидание!..
- И вот говорит Господь: "Слушай, народ Мой, не выходи из барака..." А там уже пулеметы стрекочут...
"Слушай слово, народ мой: готовьтесь на брань и среди бедствий будьте как пришельцы земли.
Продающий пусть будет как собирающийся в бегство, и покупающий - как готовящийся на погибель;
Торгующий - как не ожидающий никакой прибыли, И строющий дом - как не надеющийся жить в нем.
Сеятель пусть думает, что не пожнет, и виноградарь - что не соберет винограда;
Вступающие в брак - что не будут рождать детей, и не вступающие - как вдовцы.
Посему все трудящиеся без пользы трудятся.
Ибо плодами трудов их воспользуются чужеземцы, и имущество их расхитят, домы их разрушат, и сыновей их поработят, потому что в плену и в голоде они рождают детей своих".
Третья книга Ездры, 16, 41-47.
- Читаю Сенкевича " Камо грядеши " и от слез букв не вижу.
- Ну, пробулькали они всю ночь...
(апостолы-рыбаки, не поймавшие рыбы)
Евангельский текст взрывчат смыслом. От него - сияние смысла, и если что-то не видим, то не потому, что темно, но оттого, что много, что смысл слишком яркий - ослепляет. К нему можно - всю жизнь. Не иссякает. Как солнце. Блеск его поверг в изумление варваров, и они уверовали. Искусства здесь нет - при всех притчах. Прямое чувство - оттуда, без посредников. Искусство всегда вторично. Иносказание. А здесь - вся прямота. Исхождение духа и чуда. Иносказаниям - подсобная роль. Ради нашего несовершенства. "Эстетический подход" не возможен. Легче весь мир вообразить иносказанием, нежели эту книгу...
- Если, говорит, мне срок сократят, то я...
- Господь сделает, - отвечаю.
Вдохновенный Оранг. Пятидесятник. Первозданный, диковатый мордвин. Между прочим, был циркачом, странствовал, прохлаждался в Париже. Говорит с пониманием.
- И все отправления текут по фарфоровым дорожкам, и ни одна капля не пропадает!..
(О европейских клозетах)
В нем ощутима, я бы назвал, какая-то физика духа. Главное дело дышать (потому что в воздухе - дух?). Мне он посоветовал:
- Дыши больше - выживешь!
С братьями по вере не в ладах. Слишком для них эксцентричен. Мыслит и живет обособленно. Старый самец. Фокусы этимологии - попытки овладеть дыханием языка и через слово понять корень вещей. Эдем - равнозначен - Адам (то же - "человек" по-мордовски). В середине Эдема-Адама расположены органы пола - древо греха и познания. Здесь-то и сорвано яблоко. Телесно. В аналогиях не церемонится. Но через грубое дух осязается реальнее, тверже. Мистику, нисхождение духа сравнивает с выпивкой, с дамским соблазном. Одно дело - каждый день, другое - раз в месяц. Такова же яркость прямых потусторонних контактов.
По вечерам за бараком в одиночку громко молится на ангельских языках. Пророчествует. Свобода в обращении с текстами. Бесформенность этих веяний, дающая силу судить обо всем бесстрашно, по-крупному. Меня он называет (с ударением) - человек.
- Человек, ты здесь нужнее!
Мне это лестно.
Рассказывая о своих откровениях - с воздетыми руками, в витках бороды, похож на Самсона, объявшего космос и Бога в восторженном самозаклании:
- Пусть все бомбы - атомные, водородные - сбросят на меня одного!
Он алчет подвига. В эти мгновения, мнится, сливается со Вселенной и говорит о себе, пережившем состояние транса:
- Небо открылось. Заревел, как паровоз. Руки во все стороны - прилипли к стенам!..
Он сам себе кажется лесом.
Ночью ему приснилось, что язык у него воспламенился во рту, и в тот же день, став на молитву, он заговорил впервые на иных языках - пройдя Крещение Духом.
Певцы (почти по Тургеневу). Демонстрация не себя, не таланта, но песни. Чья песня сильнее? И признание силы соперника с легким сожалением в голосе. Но не - "хорошо поешь", а - "песня хорошая". Желание превзойти, победить самим текстом. Певцы могли бы отирать белье или что-то мастерить по-тихому, но тогда уже отставляя немного в сторону работу и чуточку начеку, со вниманием к песне.
"Побежденный" разрыдался. Не от поражения - от стиха, подошедшего к горлу: - Наших братьев вспомнил...
Слишком трогательные слова, Слишком близкое, буквальное восприятие текста. Мотив, мелодия не так уж существенны. Если угодно, певцы перейдут на речитатив, на чтение любимых куплетов, наконец - на пересказ песни: настолько важен ее смысл, а совсем не "художественное исполнение".
Искал объяснение образу Троеручицы, но никаких цветов, которые бы Дева Мария срывала третьей рукой, никто из стариков не вспомнил. Кроме Иоанна Дамаскина, у которого заступни-чеством Богородицы отросла отрубленная рука (что послужило, возможно, основой иконографии Троеручицы), нашлась, однако, еще одна версия, по всей видимости апокрифическая. Скитаясь по земле, Богоматерь зашла переночевать в кузницу. Там были кузнец и его безрукая от рождения дочка. Вот как это поется в странническом духовном стихе:
В двери кузницы Мария
Постучалась вечерком:
- Дай, кузнец, приют мне на ночь,
Спит мой Сын, далек мой дом.
Отворил кузнец ей двери:
Матерь Божия стоит,
Кормит Сына и на пламя
Горна мрачного глядит.
Летят искры, ходит молот,
Мастер дышит тяжело,
Часто дланью огрубелой
Утирает он чело.
Рядом девочка-подросток
Приютилась у огня,
Грустно бедную головку
На безрукий стан склоня.
Несколько строф в своей узловатой манерности великолепны. Но в общем-то стих обедняет сюжет, переводя его в сентиментальное русло уличной песенки прошлого века ("Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал"). Песенка сама по себе хороша, но в данном случае сюжет как-то крупнее и крепче речевого строя, которым он преподан. Кузнец кует гвозди и вдруг начинает пророчествовать... От ужаса Мария выронила Младенца, а безрукая девочка сделала движение поймать, удержать и - удержала. Стих, к сожалению, несколько расслабляет это чудо. Я не мог удержаться, чтобы не заменить одного "малютку" Младенцем и "ручки" руками.
Говорит кузнец: - Вот дочка
Родилась калекой, что ж!
Мать в могиле, дочь со мною,
Хоть и горько, да куешь.
Вот начал ковать я гвозди,
Четыре из них меня страшат
Эти гвозди к древу казни
Чье-то тело пригвоздят.
Я кую и словно вижу:
Крест тяжелый в землю врыт,
На кресте твой Сын распятый,
Окровавленный висит.
С криком ужаса малютку
Уронила Божья мать.
Быстро девочка вскочила,
Чтоб Младенца удержать.
В Богом данные ей руки
Лег с улыбкою Христос.
- Ах, кузнец, теперь ты счастлив,
Мне же столько горьких слез!
Мне вспомнилось, что в старину кузнецов почитали колдунами. Я вижу эту сцену больше в манере Рембрандта - за счет мрачного горна и горящих, как свечи, гвоздей, вперемешку с сыплющимися искрами и темным пением мужика-колдуна...