Ольга берет себя в руки и кивает. Она идет за молодым человеком, настраивая себя на то, чтобы тактично отшить бедолагу. Но «бедолаги» на месте не оказывается.
— Ничего не понимаю. Он просил тебя показать. Дал мне денег, — суетится Марк.
— Много дал? — усмехается Ольга.
— Пятьдесят зеленых, — сверкает зубами бармен и лезет в карман за подтверждением. — Куда же я их дел?
— Удачи в поиске, а я домой.
— А как же красавчик?
— В следующий раз…
***
…Ночь. Темно и сыро. Недавно прошел дождь. Последнее такси увели из-под носа. Пришлось идти пешком.
Перекресток, аллея, парк. Темно и пусто. Шум далеких колес, шелест листвы и вновь тишина.
Ольга оглядывается. Свет фонаря подмигивает ей в луже и гаснет, как и его двойник на столбе.
— Чудесно! — оценивает она. — Последний фонарь в парке, и тот погас. Весело…
Тихо, но стук сердца нарастает. Что это? Шаги позади, или показалось? Она опять оглядывается. Снова никого. Впрочем, темно — хоть глаз коли. Все равно ничего не рассмотреть. Приходится всецело полагаться на слух.
Стук, стук, стук…
Это шаги, или сердце стучит в груди? Стук, стук стук…
— Не будешь дурой, ночью через парк больше не пойдешь. А если убьют, и подавно! — насмехается она над собой, с трудом унимая дрожь.
Позади что-то цокает. Звук как от удара монетой об асфальт. Ольга замирает на миг, прислушиваясь к тишине, а затем словно сумасшедшая срывается с места и стремительно мчится вперед.
Аллея, другая. Шума позади не слышно, но она не рискует оглянуться.
Беседка, памятник — и, наконец, нужный поворот и выход на проезжую часть.
«Такси, такси!» — кричит она, но машина проезжает мимо. Ольга нервно оборачивается в сторону парка, но там темно и по-прежнему никого не видно. Она пересекает дорогу и движется вдоль улицы к ближайшему перекрёстку в надежде найти в этот поздний час свободную машину.
Машина, потом другая проносятся мимо, а она все косится на парк, что не торопится остаться позади. Сердце стучит ровнее, руки перестают дрожать, но такси нет, а она все идет одна в этой давящей тишине.
— Что за ночь такая?! Нет никого… — раздраженно шепчет она.
На противоположной стороне появился силуэт, но освещение паршивое, и она не может его толком рассмотреть. Интуиция говорит ей, что это мужчина. Он идет неторопливо, словно прогуливается. Пинает что-то ногой и насвистывает какую-то мелодию. Ольга отчетливо слышит ее в тишине. Что-то знакомое, но она не может уловить, что именно. Свист смолкает, и раздается голос. Мягкий и глубокий, он поет ей. Он поет именно ей…
Голос такой чарующий, что ему просто невозможно сопротивляться… Она цепенеет от этой мысли, вспоминая слова Анны. Ужас ознобом ползет по ее телу, подбираясь к разуму. Ольга закрывает уши руками и пятится, со страхом всматриваясь в плавно движущийся на нее силуэт.
Его руки заложены в карманы, он ступает неспешно. Уверенная походка вразвалочку, высокая стройная фигура, вся укрытая темнотой. И только его голос отчетливо различим в тишине голос, что неторопливо пробирается в ее сознание. Он звучит так, словно мужчина шепчет ей на ухо:
— Изыди, нечистый!
Смех — тихий, задорный.
— Оля, Олюшка… Наивная девочка. Ты же искала меня, зачем же удивляться, что я пришел на твой зов? — сладко тянет он.
— Кто ты?
Опять смех. Мужчина замирает и даже запрокидывает голову, чтобы насладиться своим весельем.
— А кто я, по-твоему?
— Не знаю! — кричит она.
— У тебя ведь есть догадки?
— Ты проколол восемнадцатилетней девочке горло!
— Проколол? Какие глупости! Зачем мне это, не пойму?! Это занятие для глупых детишек или маньяка, который окончательно съехал с катушек. А я знаю цену женской крови. Я не пролью ее ни капли понапрасну, — то ли поет, то ли говорит он.
— Кто ты?
— Это ты мне скажи, кто я? — Теперь его тон серьезен. Он уже не шутит и не смеется.