Ночи становились все длиннее, а дни — короче.
Павлу эти самые дни, когда он был вынужден расставаться с Анютой и ходить на ненавистную работу, казались противным серым киселем. Преодолевая сонливость, молодой учитель час за часом хлебал этот постылый кисель, с нетерпением ожидая вечера.
У себя дома он бывал совсем мало, лишь иногда приходил ночевать. От причитаний матери по поводу того, как он исхудал и побледнел, отмахивался. Дескать, были бы кости — мясо нарастет.
Через месяц дошло до того, что однажды он уснул прямо на уроке. Ехидству студенток не было предела, но Павлу на их колкости было глубоко плевать.
А в один прекрасный день — воскресенье — их с мамой навестила бабушка Маша из Зареченска. Увидев исхудалого, смертельно бледного внука, Мария Михайловна немного всплакнула. Уговаривать его сходить в больницу не стала, а просто надела на шею маленький крестик с ладанкой.
— Обещай мне, что не снимешь его. Пожалуйста, Паша.
— Ну ладно, баб, — пробормотал в ответ внук.
— Не «ну ладно», а скажи хотя б: не сниму, — горько улыбнулась седоволосая, похожая на одуванчик старушка.
— Ну ладно, баб, не сниму…
Спустя несколько часов Павел, по обыкновению, спешил к милой Анне. Но в тот вечер все изменилось.
Сначала изменения были трудноуловимы. Вроде бы все как всегда, только вдруг почудилось, будто статуя у лестницы — самая первая, женщина со стянутыми над головой руками — в ужасе силится о чем-то его предупредить. Павел задержался возле нее на секунду, и его прошиб ледяной пот.
«Совсем измотался, — подумал Павел. — Надо бы отдохнуть недельку, отоспаться. Так и до обмороков недалеко».
Присаживаясь у камина, он пробормотал:
— Укатали сивку крутые горки.
— Что ты сказал, милый?
Как приблизилась Анна, он не слышал.
— Ничего, любимая, все в порядке.
— Ты очень бледен. Я принесу красного вина, оно придаст сил.
— Было бы здорово, — улыбнулся он.
Анна беззвучно удалилась. Павел осмотрелся, испытывая неприятное ощущение, что за ним наблюдают. Вдруг взгляд наткнулся на еще одну статую: в темном углу стоял Посейдон с трезубцем в руке. В ту минуту он показался гостю застывшим освежеванным мертвецом. Мертвец злобно скрипнул зубами и жадно сглотнул.
«Что за черт?! — дернулся гость. — Крыша едет уже. Так и до дурдома недалеко».
Он расстегнул ворот рубашки, помассировал шею. Пальцы наткнулись на шелковый шнурок.
«Что это? Ах да, крестик».
Мысль эта неожиданно успокоила.
— А вот и я, — хрипловато пропела возвратившаяся хозяйка. — Согреваешься? Подбрось пару поленьев.
— Слушаюсь, моя госпожа.
Павел потянулся к сложенным у камина дровам. Пламя приняло новую жертву и с довольным гулом принялось отплясывать свой вечный танец на ее чернеющих костях. Гость повернулся к хозяйке. Лицо ее странно дрогнуло. Павел всмотрелся внимательнее. Лицо Анны было будто подернуто колышущейся вуалью.
«Что за глюки? Может, я отравился?»
Он взял бокал и сделал пару больших глотков.
— Ты знаешь, Ань, что-то я сегодня неважно себя чувствую. Ты прости, но я просто с ног валюсь. Не возражаешь, если я лягу пораньше? Прямо сейчас.
— Нисколько. Пойдем, я тебя провожу.
Дорога до спальни на втором этаже показалась Павлу путешествием через ад. Пол и стены шатались. На каждом шагу поджидали клацающие, шипящие, завывающие чудовища.
«Похоже, я заболел, — решил он. — У меня, должно быть, температура и на ее фоне бред».
Хозяйка довела гостя до спальни и уложила в постель. Он сразу уснул.
Проснулся он от нестерпимого жжения в груди.
Павел открыл глаза и попытался понять, что с ним. Он лежал на кровати, в одной футболке. Над ним склонилась Анна.
Было жарко. А еще нестерпимо пекло грудь. Что, туда уголь из камина упал, что ли?
Павел приподнялся, стянул футболку и отбросил в сторону. В комнате стало чуть светлее. Анна сдавленно вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Что с тобой? — машинально спросил Павел, одновременно осознавая: слабый свет исходит от крестика на его груди. — Господи! — Павел перекрестился.
У стен раздался отчаянный стон.
— Анечка, что с тобой? Убери руки, слышишь?
— Сними крестик, любимый. Зачем он нам?
Анна опустила руки, ласково улыбнулась. Павел смотрел на нее и отказывался верить своим глазам. Сквозь черты прекрасного лица явственно проступила личина мертвой старухи. В нос ударила тошнотворная вонь.
— Ведьма! — воскликнул Павел.