В группу «бойцов Второй Расы» я пришел сам. Все документы у меня были в порядке. Только подпись матери я подделал. Она потом долго не могла прийти в себя. Но ничего, смирилась...
Уже три года, как я не старею. Не дышу и не ем. Мне трудно объяснить природу того, что со мной сделали. И на самом деле объяснить ее до конца не способны даже специалисты «Бойцов». Я знаю только, что заснул в белой комнате и проснулся другим. Но не так, как в старых плоских фильмах: «Я увидел свет другими глазами. Все изменилось...» — ну и так далее в том же духе. Нет. Ничего вокруг меня не менялось. Просто я стал другим. Это как если бы вы от рождения не могли видеть, а потом хирург пересадил вам искусственный кристаллик. Это странное чувство — осознавать, что тебе не нужно дышать. И еще много чего не нужно.
Ученые говорят, что эти изменения вызывает генетический вирус. Оки назвали его порфиром. Получилась страшная глупость, тан как к порфирии этот вирус не имел никакого отношения. Хоть симптомы на определенном этапе могут быть в чем-то сходны.
Вирус передается только от носителя. И только одним способом.
Меня «родил» один из «бойцов». Его звали Вольдар. Я не чувствовал боли. Главное — возможность быстро очистить вены от крови. До последней капли. Если прервать процедуру, пациент мгновенно погибнет. Вирус начинает действовать в момент остановки сердца, которая должна совпасть с конечным этапом очистки вен. В первую очередь блокируются участки мозга, отвечающие за отмирание тканей. Потом зараженные вирусом клетки начинают функционировать по-другому. Оки приобретают плотность, в огромное число раз большую, чем у незараженных. Это позволяет венам снова наполниться. Только теперь по ним течет не кровь, а жидкий кислород. Он и питает ткани. Поэтому если я пораню руку (что маловероятно ввиду тога что для этого потребуется как минимум алмазное лезвие), человеку, стоящему рядом со мной, сильно не поздоровится. Он может «сгореть» от переизбытка кислорода.
Пищеварительная система второй расы напрямую связана с кровеносной. Для поддержания баланса внутри каждой из клеток туда периодически нужно поставлять красные кровяные тельца. Ну, об этом, я думаю, вы и сами догадались.
Ничего лишнего в теле. Ни отходов от еды, ни лишних жидкостей. Вот вам и рецепт медленного старения.
Так вот. После однодневной процедуры, которой меня подвергли, отряд пополнился еще одним «бойцом», сильным, не нуждающимся в воздухе, еде, скафандре, не боящимся холода и жары, способным погибнуть только под воздействием прямых лучей ультрафиолета, который уничтожает вирус в клетках. Без вируса тело «бойца» уже не может существовать.
Сначала я попал на подводную станцию в Тихом океане. Вы не представляете себе, какие испытываешь чувства, когда на глубине в несколько сот метров, без скафандра и баллонов, ты плывешь рядом с подводными обитателями.
Но через два года я устал от голубой пелены воды перед глазами и написал рапорт о переводе. Мне повезло. Я со своим рапортом попал к генералу в момент, когда комплектовали команду «Икара». Им нужен был «боец второй расы» для особо опасных работ. Я подошел.
Так я попал сюда. На первую базу на Тритоне.
В нашей команде пять человек. Капитан Кирст Окиген — офицер космического флота, ученый микробиолог. Пилот Низа Стенова — лейтенант все того же флота и инженер телекоммуникаций по совместительству. Дина Эйна — исследователь со степенью кандидата по электронике, геологии и биологии. Иван Кот — мастер на все руки, техник, исследователь и ученый в одном лице. Ну и я — пушечное мясо, прорывной снаряд во всех вылазках. А кроме того — неплохой повар и кибернетик.
Мы жили на Тритоне уже три недели, когда все началось...
Утром в пятницу сломался робот копатель. Собрали совет. Иван объяснил, что при всем желании заставить эту адскую машинку работать дальше он не сможет. Полетели две платы, а в резерве оставалась только одна. «Икар» должен был вернуться за нами с Ганимеда через три недели. Три недели сидеть без дела было бы крайне неразумно. Дина была в шоке. Ей позарез требовались пробы пород с разной глубины.
Выслушав все доводы «за» и «против», основным я признал тот, что милая девушка, которая с опаской смотрит на меня с первого дня экспедиции, чуть не расплакалась от досады.
Не верьте, что у вампиров нет чувств. Наоборот, они обострены до предела. Ведь из всех систем организма наиболее «живо» функционирует нервная.
— Какие будут предложения? — спросил Окиген
— Только одно. Я пойду и принесу эти образцы. Если дадите ключ, позаимствую у копателя одно из лезвий и попытаюсь поковыряться там еще.
Благодарный взгляд Дины был мне наградой.
— Ты еще не ходил так далеко по Тритону. Может, не стоит так рисковать?
— Чем рисковать? На поверхности я уже бывал. А расстояние — ерунда. Устану — лягу и посплю.
— Не выпендривайся сильно. Я знаю, что ты у нас супермен. Но я за свою жизнь успел повидать, как гибли ребята второй расы.
— Капитан, вы разрешаете вылазку или нет?
Окиген задумался. Действительно, риск был небольшой. На планете нет ничего, что могло бы мне угрожать. До выхода из тени Сатурна оставалось еще очень много времени, так что даже ультрафиолет был мне не страшен.
— Ладно, иди.
Дина облегченно вздохнула. И тут же напряглась, испугавшись, что кто-то может заметить ее реакцию. Радоваться тому, что товарищ идет на рискованную операцию, было в экспедициях не принято. Но никто, кроме меня, не обратил внимания на Динин вздох, а я, естественно, не подал вида. Я не надеялся на ее доброе отношение. Она впервые видела представителя второй расы и не могла скрыть страх и даже некоторую брезгливость по отношению ко мне.
Выйти немедленно я не мог. Я только утром «поел». Нужно было дождаться, пока кровь, которая временно курсировала по моим венам, «впитается» в клетки и оставит в сосудах только кислород. Но уже к вечеру я был полностью готов.
Поверхность Тритона похожа на Луну. Я был там два раза. Только на Тритоне холоднее. Да, я чувствую холод. Просто этот холод меня не убивает и в целом совершенно мне не мешает. До кратера, в котором раньше стоял копатель, пришлось идти три часа. Яма была готова, упаковки с образцами стояли рядом. Жаль, что транспортер был не рассчитан на то, чтобы доставить их на базу. Я уже отстегнул от пояса алмазную лопатку, собираясь «оторвать» первую упаковку от мерзлого пепла, когда планета подо мной дрогнула. В пространстве без атмосферы не было звука, но мне показалось, что я слышу крик.
Я повернулся и резко прыгнул в сторону. Реакция спасла меня. Почва ушла из-под ног, распадаясь на два кривых откоса и уходя узкой трещиной в глубь спутника. Я остался на правой стороне. Образцы улетели вниз. Хотя теперь это было неважно, ведь Тритон открыл свои недра сам, без помощи копателя и, к счастью, без моего участия.
Я повесил лопатку обратно на пояс и повернулся к базе, но не смог ее увидеть. Посередине между мной и базой лежала бесформенная туша астероида. Он был достаточно большим, и я не мог понять, как его не засекли приборы наблюдения. Мы должны были узнать о его приближении за несколько часов.
Только сейчас я заметил, что связь не работает. Динамик в наушнике мерзко шипел, и я его отключил.
Через полтора часа я миновал астероид.
Вдалеке, на горизонте, где раньше высился шпиль антенны базы, теперь черным ртом впадины улыбалась трещина. Если бы у меня билось сердце, я бы сказал, что оно оборвалось.
До места, где была база, я добежал за сорок минут вместо полутора часов.
Трещина расходилась здесь метров на десять. Под углом градусов в тридцать, упершись боковой гранью в отвесную стену пропасти, стоял жилой блок базы. Хотя правильнее было бы сказать — висел! Антенна была сломана, и основная ее часть лежала с другой стороны трещины. До входной двери шлюза было метра три вверх.
Но еще до того, как я нашел способ до нее добраться, она сама спустилась ко мне. Тритон снова дрогнул. Я не знаю, что было тому причиной, я не специалист, но трещина начала закрываться. Как заживающая рана на теле, только очень быстро. Левое крыло базы смяло, по крыше пошла трещина, и правая часть блока упала на поверхность.