— И тогда он поинтересовался моим адресом, так?
— Так, — кивнула Татьяна. — И мне стало плохо, я испугалась за тебя, подумала…
— А подумала, бросилась меня спасать, — закончил за собеседницу Климов. — Так?
— Не иронизируй. Если бы ты знал, что такое любовь…
— Эмоции оставь на закуску, — повысил голос Климов. Он закурил и уставился в темноту окна. — Хорошо. Допустим, ты меня любишь. Я говорю «допустим», потому что не представляю, как можно одновременно любить человека и делать ему гадости, то есть убивать его ответное чувство. Как?
— Я тебе уже однажды пыталась это объяснить, — сухо проговорила Татьяна, — но…
— Ты закатила мне истерику, — возразил Климов. — Почему?
— Потому что уже было поздно, Климов. Мне уже и без тебя все объяснили.
— Кто?
— Можейко.
— И что он тебе наговорил?
— Что ты и твой зам Смородкин давно мышей не ловите, вам бы только выпить и пожрать, а чтобы этой выпивки и жратвы было вдоволь, связались со Скоковым — на него работаете, а на МУР и прокуратуру наплевали, растерли и давно забыли.
Климов сжал кулаки, задыхаясь от злости и негодования, чуть не гаркнул во все горло: «И ты, сука, могла в такое поверить?» — но сдержал себя, выпил водки и подумал, что трижды прав Скоков, когда говорил ему, дураку: «Прежде чем с врагом бороться, надо изучить его сильные и слабые стороны, недооценить противника — значит, проиграть».
Климов растерянно посмотрел на Татьяну, увидел в ее мученически блестевших расширенных зрачках почти физическое страдание и боль, и ему стало неловко и стыдно, ведь он мог протянуть ей руку, когда она споткнулась и грохнулась о камни, но не протянул, ибо думал только о себе и своих делах — о полковничьих погонах, которые, как оказалось, ему и на хрен не нужны, и совершенно забыл об окружавших его людях — о Смородкине, незаметно и безропотно тянувшем свою трудную лямку, вот об этой женщине, вляпавшейся в дерьмо…
«За все надо платить». Климов молча выругался и раздраженно спросил:
— Ты с ним спала?
— Да.
— Где вы встречались?
— У него есть конспиративная квартира в районе Маросейки. Он как-то затащил меня туда, ну, я и не смогла отказать — человек все-таки на работу устроил, консультировал, советовал…
— Вы до сих пор встречаетесь?
Татьяна утвердительно кивнула.
— Я теперь, Климов, выражаясь твоим языком, шлюха на компромате.
— На чем же он тебя держит?
— А он, сволочь, наши упражнения на видео записал. У него в спальне трехрожковая люстра…
— Понятно, — сказал Климов. — И долго это будет продолжаться?
— Пока я его не посажу.
— Здесь наши с тобой желания совпадают. — Климов поставил на газ чайник. — А каким образом ты хочешь это осуществить? Есть план?
— Квартира служит ему не только для любовных утех, но и для деловых встреч. Я научилась пользоваться аппаратурой — записываю. Когда материал потянет лет на десять-пятнадцать, я запущу его в производство.
Климов изумленно вскинул брови и посмотрел на Татьяну так, как обычно смотрят на редкого, доселе невиданного зверька.
— Кто тебя научил пользоваться аппаратурой?
— Яша Колберг.
Такой оплеухи Климов не выдержал — налил себе еще полстакана водки.
— Где вы познакомились?
— Мы занимаемся с ним в одной группе на юридическом факультете МГУ. — Татьяна мстительно улыбнулась. — После трагической гибели его жены мы с девчонками частенько забегали к нему домой — помогали по хозяйству… Дружили. Делились планами на будущее… Когда Можейко устроил меня в прокуратуру и стал домогаться, я рассказала об этом Яшке, предварительно взяв с него слово, что он никому не проболтается.
Климов вспомнил, как лихо Яша расправился со своим братом — заставил повеситься, узнав, что тот, связавшись с ворьем, ограбил банк, а затем предпринял еще и покушение на его, Яшкину, жизнь, и, вспомнив, подумал, что нечто подобное Яков может запросто устроить и с Можейко. И не потому, что кровожаден или не верит в Божью кару или там в наше демократическое правосудие, нет, он просто считает, что за кровь человек должен расплачиваться кровью. Как на Сицилии. И Климов, который частенько вызволял Яшку из мелких и крупных передряг, зачастую так к нему и обращался: «Сицилиец, как дела?» На что Яша неизменно отвечал: «Дела в Кремле, у нас делишки». И улыбался таинственно и мудро — знаем, мол, мы их дела.
— И что тебе Яшка посоветовал? — спросил Климов.