— Садитесь, Василий Васильевич, — предложил Родин.
Занять кресло главного режиссера Перцов не решился, сел рядом, на свободный стул, закинув ногу на ногу.
— Чем могу служить?
— Василий Васильевич, у вас есть брат?
— Есть.
— Это он? — Родин указал на портрет лоха, лежащий на столе.
— Это старший брат, Димка, а младший, Володька, пропал без вести, — угрюмо проговорил Василий Васильевич. — Недели полторы назад ушел из дома и не вернулся.
— Вы обращались в милицию?
— Нет.
— Почему?
— Понимаете, я все еще надеюсь…
— Его убили, Василий Васильевич.
Минуту или две Перцов сидел неподвижно, изучая паркетные дощечки на полу, затем спросил:
— Кто это сделал?
— Мы ищем, Василий Васильевич. И надеемся на вашу помощь.
— Чем я могу помочь?
— В кармане вашего брата нашли документы на имя Слепнева Владимира Николаевича. Каким образом они к нему попали?
— Не знаю.
— А что он игрок, профессиональный игрок, вам известно?
— К сожалению.
— Давно он начал играть?
— На первом курсе института.
Углубляться в биографию Перцова-младшего у Родина желания не возникло — и так все ясно, а вот какую роль сыграл в этой истории лох Дима, — что лох и Дима одно и то же лицо, Родин теперь не сомневался, — ему было очень любопытно, и он принялся раскручивать его биографию…
Дедовщина в армии, рост преступности, коррупция в верхних эшелонах власти — это звенья одной экономической цепи, лицо страны, отраженное в зеркале. Экономика процветает — в зеркале лицо. Человеческое. Интеллигентное. Экономика развалена — в зеркале морда. Звериная. Клыкастая. Беспощадная. Эту прописную истину Дима Перцов усвоил в Афганистане, когда собственными глазами увидел, во что превратилась некогда могущественная, прекрасно вооруженная и хорошо обученная, дисциплинированная Советская Армия, а конкретно — Краснознаменный, орденов Ленина и Суворова II степени, мотострелковый полк, в котором ему довелось служить.
В школе Диму учили: войны бывают справедливые и несправедливые — колонизаторские, захватнические, где нет места ни благородству, ни ненависти к врагу. Именно в такой войне он и участвовал. Он и его друзья приехали сюда драться не за правое дело, а… пострелять, показать удаль, испытать силенки. Повезет — орден, не повезет…
Предчувствуя, что дело скорее всего кончится цинковым ящиком, офицеры пьянствовали, воровали и мародерствовали, солдаты грабили местных жителей, курили анашу, а накушавшись, устраивали драки. Особенно усердствовали старички — солдаты второго года службы. У каждого из них имелся свой «гарем» — пять-шесть солдат-первогодков, которые выполняли то, что им приказывали. Один, допустим, стирал и заправлял отцу-командиру койку, второй драил за него туалет, третий читал вслух газеты, четвертый… В общем, работенка находилась для всех.
Перцов попал в услужение к ростовчанину Славе Макарову по кличке Макар, красивому племенному бычку — прямо хоть на ВДНХ отправляй!
— Откуда родом? — спросил он, завалившись на койку Перцова после отбоя.
— Москвич.
— О, высокий гость из столицы! — В холодных голубых глазках вспыхнула неприязнь — извечная неприязнь провинциального жителя к обитателю столицы. На чем она зиждется, не знает никто. Может, на зависти? Оттого, что жителям Москвы больше привилегий положено? Или оттого, что по складу ума и характеру москвичи иные, нежели их периферийные российские собратья — истинные, так сказать, русские, кондовые?
— Спортсмен? — задал второй вопрос Макар, похотливо рассматривая загорелую мускулистую фигуру собеседника.
— Любитель, — хмыкнул Перцов. — Восточные единоборства изучал.
— Духи об этом знают?
— Еще нет.
— А что полезного умеешь делать?
Чтобы снять все вопросы, Перцов достал колоду, бросил ее веером, одним движением собрал и показал пару примочек.
— Ловко, — сказал Макар. — Одобряю. Завтра мне травки принесешь. Как это делается, тебе ребятки объяснят. — И пошел, покачиваясь, на свое место.
Перцов приказ проигнорировал. «Обойдешься, — подумал он. — Ты мне ничего не говорил, я ничего не слышал».
Через три дня, ночью, его вырубили ударом табуретки по голове, оттащили в умывальник и жестоко избили. Очухавшись, Дима еле добрался до койки. Следующую ночь он не спал, опасаясь нападения, не сомкнул глаз и вторую ночь, а когда наступила третья, к нему подошел «дед» из Курска Ваня Славин. Сказал: