— Дима, это не люди — суки. Так что смирись, дождись своего часа.
— А когда этот час наступит?
— Сам поймешь, — сказал Славин. — Силенки еще есть?
— Есть.
— Тогда пошли.
— Куда?
— К контрабандистам, — усмехнулся Славин.
Полгода Перцов снабжал Макара травкой и полгода в нем накапливалась, словно вода в отстойнике, бродила и зрела ненависть к этому ядовито остроумному и жестокому парню, с которым приходилось вместе спать, есть из одной миски, ходить в разведку, участвовать в боях. Самое смешное, что они вроде бы притерлись друг к другу, да так, что ни один человек, наблюдая за ними со стороны, не мог бы сказать, что перед ним — два заклятых врага.
Однажды Макар предложил Перцову покурить. Перцов неожиданно согласился. Согласился не потому, что в нем ослабло чувство ненависти, просто ему захотелось вдруг понять, что испытывает его враг, потягивая анашу. Они вышли из палатки, уединились.
— Держи, — сказал Макар, протягивая Перцову сигаретку. — Вспоминай Москву, девок, которых трахал…
Перцов затянулся. Раз, второй, третий… Приятно закружилась голова, исчезло чувство вины за убитого в бою душмана, провалился куда-то в тартарары омерзительный Макар, а затем сквозь дурман, волнами захлестнувший сознание, появилось лицо любимой девчонки. Он ощутил ее губы, грудь, потянулся к ней и вдруг услышал:
— Поймал сеанс?
Перцов отбросил сигарету, резко встал. Он не мог признаться, что улетел, что полет этот был прекрасен, что он хоть на мгновение отторг его от кошмарной действительности, подарил радость встречи с любимой, покой, счастье и он с удовольствием продолжал бы этот чудесный полет, но… Эти же чувства испытывал и его враг, признаться в этом — значит, простить, а простить Дима не мог: ненависть оказалась сильнее.
— Я пойду, — уронил он глухо.
Макар лениво повел рукой — проваливай, мол, дуракам закон не писан.
— А ко мне пришли Рыжего.
— Зачем?
— Отсасывает здорово.
Через три дня Перцов пристрелил Макара…
Они прочесывали дворы, выбивая из кишлака последних душманов, не успевших соединиться с основной группой и уйти в горы. Макар бежал вдоль глухого дувала, как вдруг в одном из промежутков между отдаленными и уже редкими выстрелами услышал едва различимый на слух стон. Он резко притормозил и заглянул во двор.
— Есть кто? — гаркнул Макар, не сводя глаз с небольших подозрительно подслеповатых окон глиняной хибары.
Стон повторился. Макар еще раз внимательно осмотрел двор и в самом дальнем его углу заметил кучу тряпья. Куча шевелилась. Вернее, внутри нее кто-то шевелился. Но кто? Макар, держа на мушке автомата подслеповатые оконца, за которыми могли прятаться не только перепуганные насмерть хозяева, но и застигнутые врасплох бандиты, боком пересек двор, расшвырял сапогом тряпье и увидел… обезображенный труп мужчины. У него были отрезаны уши и выколоты глаза. И отрублены пальцы. А на запястье левой руки, продолжая отсчитывать секунды жизни, как ни в чем не бывало тикали золотые часы «Ролекс».
Макар положил на землю автомат, присел на корточки. Опять кто-то застонал, затем скрипнула дверь. Он вскинул голову. В дверном проеме стоял среднего роста мужчина. У него было худощавое, восточного типа лицо и спокойный, может быть, чуть насмешливый взгляд. Секунду-две они смотрели друг другу в глаза. Один — торжествующе, зная, что добыча не уйдет, другой — несколько оторопело, ругая себя последними словами за беспечность: стоило лишь на миг расслабиться, потерять бдительность, контроль за обстановкой и… пожалуйста, получай по заслугам…
Сухо и твердо ударила автоматная очередь. Макар вытаращил глаза, удивленно раскрыл рот: мужчина в дверях, вскинув руки, ткнулся лицом в землю. Не веря в спасение, Макар обернулся и увидел Перцова. Он стоял у ворот и сочувственно улыбался.
— Страшно было?
— Чуть не обоссался, — признался Макар. — С меня бутылка.
— Сейчас обосрешься, — сказал Перцов, меняя магазин. — Часики верни хозяину.
— Себе хочешь взять?
Перцов жутко усмехнулся и нажал на спусковой крючок.
Через два дня Перцова вызвали к командиру батальона. За столом сидел незнакомый подполковник и внимательно просматривал какие-то бумаги в темно-синей папке. Перцов представился, соображая, что бы это такое могло значить.
— Садитесь! — Подполковник оторвал взгляд от бумаг. — И расскажите мне, пожалуйста, с какой стати вы устроили Макарову самосуд, за что? Только не пытайтесь врать, — строго добавил он. — Я работаю по этому делу второй день, и у меня есть неоспоримые доказательства… Хотите знать, какие?