Вот так мы и жили: серо, грязно, буднично, как кроты под землей. И развлекались подобным же образом — мотались за несколько километров в женскую зону и трахали там девок. Естественно, за деньги. А где их взять? Каждый крутился как мог. Я лично таскал в грелке зекам водку — они платили в пятикратном размере. Однажды сгорел. Застукал меня наш опер Рогов Александр Иванович. Очень приличная сволочь! Он долго издевался надо мной, грозил штрафной ротой, затем, как бы между прочим, сказал: «Завтра в зону грузовичок заедет, тормозные барабаны проточить… Ты шмон, конечно, устрой, но не очень старайся. Понял?»
Наутро и впрямь грузовичок подкатывает. Я нырнул в кузов, а там… Мать моя родная, под брезентом, в тряпках, шесть ящиков водки! Что делать? Поднял глаза, на меня Рогов смотрит. Улыбается. А взгляд льдистый, колючий. Спрашивает: «Все нормально, Карнаухов?» «Порядок», — отвечаю. А у самого зуб на зуб от страха не попадает. «Проезжай!» — скомандовал Рогов шоферу. И сам следом пошел, ручкой мне дружеский привет послал. Скотина!
Вот так он меня и повязал. Накрепко. На весь срок. Я, значит, во время дежурства водку в зону пропускал, а он, подлюга, за меня деньги собирал. Теперь на «мерсе» ездит, в Москве проживает. Как-то встретились. Он с дружком был. Крепким, жилистым. Пашей Коростылевым представился. Зашли в ресторан. Выпили. «Паша, — говорит Рогов, — вот благодаря этому парнишке, — указывает на меня, — ты на зоне водочку и попивал». «Очень приятно, — отвечает Паша. И ко мне: — Желаешь продолжить знакомство?» «А почему бы и нет?» — говорю. И сдуру дал свой телефон.
Паша позвонил через несколько дней. Мы встретились, и после длительного и обстоятельного разговора, в котором инициатива переходила то ко мне, то к собеседнику, я получил «заказ» — убрать одну сволочь. Не стану размазывать кашу по тарелке и объяснять, почему я согласился. Любое объяснение — это слезы. А Москва слезам не верит.
Первое время я работал в паре с Венькой Гущиным. Три «заказа» прошли нормально, а после четвертого Паша мне говорит: «Венец квасит много, болтает лишнее, жить хочешь — убери». Я Веньку «исполнил», и мне дали нового напарника, Витю Бахреева по кличке Камаз. И здесь до меня, дурака, дошло: мы — шприцы одноразовые. Использовали — выбросили. И следующий в этой жуткой очереди — я, Федор Карнаухов.
Гражданин начальник, моя ксива, по всей вероятности, вам не поможет: Паша Костыль и Рогов — посредники. Кто заказчик — духом не ведаю. И все-таки пишу вам, исповедуюсь, так сказать. Но надежды, что вы отпустите мои грехи, у меня нет: исповедуются живые, а вы услышите мою исповедь, когда я буду уже покойником.
Это письмо Волынский обнаружил в нагрудном кармане рубашки убитого, поразмышлял над ним и понял, что ощутимой пользы живой Карнаухов им бы не принес — слишком мало знал, но легче ему от этого не стало: да, он взял киллера, но не сберег, и вся его работа — кошке под хвост.
Скоков же, ознакомившись с письмом, наоборот, пришел в хорошее настроение. Сказал:
— Это свидетельство против Рогова. Причем в письменном виде и скрепленное личной подписью. — Он вернул бумаги Климову, который тут же спрятал их в свой объемистый кейс. — Но потребуется образец почерка Карнаухова…
— Я уже послал к нему на квартиру человека. Думаю, что пару писем раздобудем. — Климов поморщился. — И что дальше?
Вопрос прозвучал издевательски, и его тайный смысл — поняли все. Климов спрашивал: «Господа, не пора ли открыто признаться, что мы зашли в тупик или топчемся на месте? Что в принципе одно и то же. Мы должны были уничтожить группировку Тойоты, а его самого упрятать за решетку. Это, так сказать, программа максимум. Мы ее выполнили? Шиш! Мы выявили предателя Рогова, взяли киллера, который неизвестно на кого работает, да узнали, что существует воровской общак. А вот взять этот общак, доказать, что его хозяин — вор и бандюга, жила тонка! Нет у нас против него улик и фактов! И, по всей вероятности, не будет! А мы улыбаемся, произносим тосты без зазрения совести, врем друг другу, нагло врем, как коммунисты в свое время: «Не падайте духом, товарищи! Вперед! За следующим поворотом — коммунизм!»
— Костя, я понимаю твое нетерпение, — осторожно возразил Скоков. — Но ты пойми… Мы всю жизнь ловили грабителей и убийц, а сейчас, когда правила игры изменились, мы вынуждены ловить тех, кто стоит за их спиной. Это гораздо труднее. Работа усложнилась. Чтобы вычислить заказчика, необходимо время…