Сэм растянулся на берегу Птичьего пруда, положив руки под голову. Он смотрел в небо. Там, в необъятной синеве, медленно плыли белые облачка. Сэм глубоко сочувствовал мечтам Луи о свободе. Долго он так лежал. По пруду неторопливо плавали гуси и утки — нескончаемая череда пленных птиц. Казалось, они вполне счастливы и всем довольны. Егоза, Хохотунья и Соня — три лебедя-трубача — глазели на незнакомого мальчика, разлегшегося прямо на земле. Наконец Сэм поднялся.
— Слушай-ка, Луи, — сказал он, — у меня появилась идея. Ведь вы с Сереной намерены выводить птенцов каждую весну?
«Конечно», — написал Луи.
— Так вот. В каждом выводке всегда есть один, кто нуждается в особом уходе и защите. Лучше места, чем Птичий пруд, для такого птенца не сыщешь. Здесь очень красиво, и, согласись, Луи, у этого зоопарка большие возможности. Допустим, мне удастся убедить Заведующего дать Серене свободу; согласитесь ли вы иногда присылать сюда одного из птенцов, если зоопарку понадобится лебедь? Если да, я сейчас же иду к Заведующему узнать, как он на это посмотрит.
Теперь настала очередь задуматься Луи. Несколько минут он размышлял, потом взял мел.
«Я согласен, — написал он. — Это единственный выход».
И снова Луи поднял трубу.
«Прекрасно буйство вешних дней, — заиграл он, — но сердца не согреет…»
Все обитатели Птичьего пруда замерли, обратившись в слух. Служители зоопарка оставили дела и тоже слушали. Слушал и Сэм. Заведующий птичьим питомником в своем кабинете отложил перо, откинулся на спинку кресла и слушал. Воздух был напоен чудесной музыкой трубы, и мир в эти минуты казался лучше и прекрасней, свободней и просторней, счастливей и загадочней.
— Как красиво, — задумчиво произнес Сэм. — Что это за песня?
«Так, пустячок; это я сам сочинил», — написал на дощечке Луи.
19. Разговор деловых людей
В жизни любого однажды происходит событие, после которого все резко меняется. День, когда Сэм Бивер приехал в Филадельфийский зоопарк, оказался для него решающим. Прежде он лишь тщетно спрашивал себя, кем будет, когда вырастет. Но когда он увидел зоопарк, все его сомнения рассеялись. Теперь он твердо знал, что хочет работать в зоопарке. Сэм обожал всякую живность, а здесь ее было полным-полно: здесь собрались все, кто бегает, прыгает, ползает, летает, рыщет и лазает по деревьям.
Сэму не терпелось их всех увидеть. Но сначала ему надо был уладить дело Луи, освободить Серену. Он перекинул через плечо спальный мешок, поднял рюкзак и направился к контору Заведующего птичьим питомником. Он вошел в его кабинет и приблизился к столу своей особой лесной походкой. Заведующий с удовольствием оглядел Сэма и про себя отметил, что мальчик смахивает на индейца.
— Итак, ты и есть Сэм Бивер. Зачем пожаловал?
— Я пришел защищать свободу, — ответил Сэм. — Я узнал, что вы хотите подрезать крыло лебедю. И вот я здесь, чтобы просить вас не делать этого.
Сэм сел на стул, и начал разговор, который длился больше часа. Мальчик объяснил Заведующему, что Луи его старый дуг. Он рассказал, как три года тому назад набрел в Канаде на лесное озеро, как Луи появился на свет безглолосым и как потом ходил в школу в Монтане, чтобы научиться читать и писать; рассказал о том, как отец Луи украл для него трубу, о лагере «Кукускус» и Лебединой лодке в Бостоне.
Заведующий слушал с величайшим вниманием, сам не зная, верит ли он хоть слову из этой чудной истории.
Затем Сэм перешел к своему предложению и попросил Заведующего не удерживать Серену в неволе, а отпустить ее на свободу. Он сказал, что зоопарк только выиграет от такого решения, потому что всякий раз, как ему понадобится лебедь-трубач, Луи будет присылать сюда одного из птенцов. Заведующий был восхищен.
— Ты хочешь сказать, что приехал в Филадельфию издалека только затем, чтобы помочь птице?
— Да, сэр, — кивнул мальчик. — Я бы поехал куда угодно, чтобы помочь птице. К тому же Луи — необычная птица. Он мой старый дуг. Мы учились в одной школе. Вы и сами должны признать, что он просто чудо.
— Несомненно, — закивал головой Заведующий. — К нам в зоопарк народ валом повалил — и все из-за его воскресных концертов. Когда-то к нам ходили смотреть гориллу по имени Бамбу — он уж теперь умер. Бамбу собирал толпы людей, но все-таки не столько, сколько Луи. Даже наши морские львы не пользуются таким потрясающим успехом. Их с Луи с сравнить нельзя. Когда он по воскресеньям играет на трубе, люди с ума сходят. Да и на животных музыка действует благотворно: они успокаиваются и забывают о тревогах. Мне будет очень не хватать Луи. Всему зоопарку его будет ужасно не хватать. Я бы очень хотел, чтобы он и его невеста остались здесь — это было бы замечательно.
— Неволя погубит Луи, — возразил Сэм. — Он здесь умрет. Он не сможет жить без дикой природы — лесов и озер, зарослей камыша, весенних песен краснокрылых дроздов и лягушачьего хора, без ночного крика гагары. Луи рвется вслед своей мечте. И все мы должны стремиться к своей мечте. Прошу вас, сэр, отпустите Серену, не подрезайте ей крыла!
Заведующий закрыл глаза. Ему пригрезились маленькие озера, спрятавшиеся в непроходимых лесных дебрях, сочная зелень тростника, ночи, полные загадочных звуков, и заливистый лягушачий хор. Он видел лебединые гнезда с яйцами и как из этих яиц появляются на свет птенцы, и как эти птенцы друг за дружкой, как бусинки на нитке, плывут вслед за своим отцом. Он вспомнил грезы своей юности.
— Хорошо, — неожиданно для себя произнес он. — Серена может лететь с Луи. Мы не будет подрезать ей крыло. Но как я могу быть уверен, что Луи пришлет мне молодого лебедя-трубача, как только он мне понадобится? Откуда мне знать, насколько он честен?
— Луи благородная птица, — отвечал Сэм. — Не будь он честен и верен данному слову, он не стал бы утруждать себя поисками заработка, чтобы уплатить такую большую сумму хозяину музыкального магазина, из которого его отец стащил трубу.
— И сколько же у Луи теперь денег? — поинтересовался Заведующий.
— Четыре тысячи шестьсот девяносто один доллар, шестьдесят пять центов, — отвечал Сэм. — Мы только что сосчитали. Сто долларов он получил в лагере «Кукускус», где работал горнистом; шестьдесят центов он истратил на почтовые марки и в Бостон прибыл с девяносто девятью долларами, сорока центами. Лодочник с Лебединой станции заплатил ему еще сто долларов на неделю работы, но три доллара Луи истратил на чаевые в гостинице. Когда он прилетел в Филадельфию, у него было сто девяносто шесть долларов, сорок центов. Ночной клуб платил ему по пятьсот долларов в неделю в течение десяти недель, но десять процентов заработка он отдавал посреднику, и еще семьдесят пять центов истратил на покупку мела. Четыре доллара ушло на телеграмму мне. Итого, у него осталось четыре тысячи шестьсот девяносто один доллар и шестьдесят пять центов. Для птицы это немалые деньги.
— Еще бы, — согласился Заведующий. — Еще бы.
— Однако он собирается оплатить мой авиабилет из Монтаны в Филадельфию и обратно. После этого у него останется четыре тысячи четыреста двадцать долларов, семьдесят восемь центов.
Заведующий никак не мог прийти в себя от этих цифр.
— И все-таки это очень много для птицы. Что же он сделает с этими деньгами?
— Отдаст отцу.
— А отец что с ними сделает?
— Полетит в музыкальный магазин в Биллингс и вернет хозяину в уплату за украденную трубу.
— Как, все деньги?
— Все.
— Но труба не может стоить четыре тысячи четыреста двадцать долларов, семьдесят восемь центов.
— Я знаю, — сказал Сэм, — но магазин пришлось ремонтировать. Старый лебедь ворвался в него, как бешеный, проломив головой витрину. Тарарам получился будь здоров.