Нелегко было Фрицу Фуксу и его советским товарищам говорить с немецким солдатом сорок первого года. Ведь только вчера этот солдат стрелял из своего окопа по нашим бойцам, посылал на город снаряды и бомбы. Весьма противоречивые чувства испытывали контрпропагандисты, убеждая пленных выступить у микрофона в студии или через передвижную установку на передовой. Ситуация была достаточно драматичной. Нередко пленные во время допроса сами угрожали, говорили, что Ленинград обречен, что он голодает. Сколько нужно было внутренней убежденности действительно голодным людям, чтобы продолжать эти беседы…
Тысячи немцев, побывавших в плену в России, стали после войны видными общественными деятелями. За их плечами – суровая школа войны и те первые разговоры с нашими политработниками, контрпропагандистами, открывшие им глаза на многое. Пропаганда на противника по радио была лишь частью большой работы отдела. Но финская и немецкая редакции черпали материалы не только из Политуправления. На помощь пришли писатели. Просто переводить их статьи и очерки оказалось невозможно. Тут надо было найти особые слова, нужна была эмоциональная сдержанность. Ведь писатели в своих выступлениях призывали громить врага без пощады. Фронтовые газеты выходили с призывами: «Смерть немецким захватчикам!» И вот теперь приходилось говорить с немецким солдатом, обращаться к нему.
Такой разговор не каждому оказался под силу. В своей публицистике Эренбург, например, писал о двух Германиях, его статьи иногда использовала немецкая редакция, но сам он не обращался к вражеским солдатам. Не выступал с речами, адресованными противнику, и В. Вишневский. Он понимал, конечно, необходимость таких передач, использовал в своей работе некоторые материалы отдела, но говорить в два адреса не мог. Из ленинградских литераторов чаще других сотрудничали с иноредакцией А. Прокофьев, И. Луковский, О. Берггольц, Н. Тихонов, В. Саянов. Они писали для «контрпропаганды», и речи их переводились тут же в редакции. Верность принципам пролетарского интернационализма, понимание классового характера войны, убежденность в нашей победе позволяли писателям найти эмоционально верный тон в своих листовках, обращенных к солдатам вермахта. В одной из листовок А. Прокофьева и И. Луковского говорилось: «Германские солдаты! За что вы воюете против Советского Союза? Может быть, за свою отчизну? Нет. Ничего подобного. Может быть, за честь Германии? Тоже нет…» Шаг за шагом листовка убеждала в бессмысленности этой войны, в неизбежном крахе фашизма.
Об этом же говорилось в обращениях и письмах немецких писателей-антифашистов. Эти материалы приходили через Политуправление фронта из Москвы. Эрих Вайнерт, Вилли Бредель, Фридрих Вольф рассказывали немецкому солдату о политике Гитлера, о положении в Германии, о бесчинствах гестапо. Одно из писем Вольфа начиналось с прямого обращения: «Немец! Земляк! К тебе обращается немецкий писатель, чьи пьесы шли во многих немецких театрах до того времени, пока Гитлер не пришел к власти. Я жил и работал в Германии свыше сорока лет и люблю ее горячо…» Такие выступления могли заставить задуматься – Вольфа в Германии знали. Известность к нему пришла задолго до знаменитого «Профессора Мамлока», которого, разумеется, при Гитлере не ставили на немецкой сцене. Прослушав стихи Эриха Вайнерта «Родина зовет!», «Переходи», солдат, разумеется, не бросал в ту же минуту винтовку, но он чувствовал: это стихи, написанные немецким поэтом. Это не перевод. Значит, не все немцы стоят за Гитлера. Важно, что такая мысль могла родиться осенью сорок первого года. Наверное, полностью нигде не было прослушано обращение ЦК Коммунистической партии Германии, подписанное В. Пиком и В. Ульбрихтом. Слишком это было рискованное дело. Но даже несколько слов обращения, даже сам факт его становился знаменательным. Живы соратники Тельмана! Немецкие коммунисты продолжают борьбу!
В каждой передаче были призывы сдаваться, напоминания об оставленных дома семьях. Неоднократно повторялись гарантии военнопленным. Конечно же, немцы, сидевшие в блиндажах и окопах, не могли все это слушать открыто. Зато они слышали эти же призывы из передвижных радиоустановок. Однако пленных, особенно на Ленинградском фронте, было немного. Нужно учесть и сложность такого перехода, и военную дисциплину, и психологию немецкого солдата. И все же можно себе представить, как в передачи немецких раций врывался голос нашей станции, особенно зимой 1941–1942 годов. Что же это такое? Значит, у русских есть еще силы, если они не только держат фронт, но и еще ведут свои передачи…