Их губы наконец разомкнулись. Блю отступил от нее на шаг, переводя дыхание.
— Я не хотел ехать, — произнес он. — Но все равно не ожидал, что это будет такой пыткой. Пока мы были в машине, я хотел тебя все больше и больше с каждой минутой…
Он прижал ее к груди. Симона слышала, как сильно бьется его сердце, и с каждым ударом ее покидали последние остатки здравого смысла.
Как это могло случиться? Каким образом она оказалась не в том месте, не в то время и не с тем мужчиной? Симона закрыла глаза, надеясь, что, когда она откроет их, мир снова станет прежним, как будто не было этого поцелуя.
Блю, должно быть, почувствовал ее колебания.
— Не уходи, — прошептал он, целуя ее в голову. — Ни мысленно, ни на самом деле. Я хочу удержать тебя.
Она медленно подняла глаза: лицо Блю светилось такой нежностью, что Симона немного успокоилась.
— Меня никто еще так не целовал, — произнес он.
Симона тщетно пыталась унять свое бешено колотящееся сердце.
— Я сама еще никого так не целовала, — прошептала она, как наивная девочка.
Блю широко улыбнулся и поправил непослушную прядь, упавшую Симоне на глаза.
— Ну что ж, выходит, это ново для нас обоих.
Он снова приблизил губы, но Симона отстранилась от него. Она подняла руку, как бы призывая его выслушать ее.
— Нам нужно поговорить, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Мы не должны этого делать. Вы… ты не должен этого делать. — Она посмотрела на него ледяным взглядом, хотя ее внутренний голос кричал, обвиняя ее в притворстве.
Блю долго и пристально смотрел на нее.
— Хорошо, — кивнул он, — поговорим. — Вид его был строгим, как у проповедника, не считая по-прежнему возбужденно горящих глаз. — Но, боюсь, не сейчас. — Он кинул взгляд на часы и пожал плечами в полушутливом-полусерьезном сожалении. — Мне еще нужно пойти переодеться в этот чертов смокинг, который ты почему-то так любишь.
И у него еще хватает сил дразнить ее в такой момент! Симоне хотелось броситься на него, ударить по голове чем-нибудь тяжелым… Но Блю, не дав ей опомниться, чмокнул ее в щеку, нежно, но настойчиво отстранил от двери и решительно вышел, даже не обернувшись.
Глава 8
Ужин, казалось, тянулся бесконечно.
Симона сидела рядом с Хэлламом во главе стола. Блю — через двенадцать человек от нее, рядом с Шандрой Маккуэйд. Если Хэллам действительно неспроста поселил Симону и Блю в комнатах напротив друг друга, то на публику он старался этого не выносить, явно намеренно посадив их за стол на достойном расстоянии друг от друга.
Симона зевнула, прикрыв рот салфеткой, пользуясь тем, что внимание Хэллама в этот момент было устремлено на даму, сидевшую от него по другую руку. Разговоры за столом велись в основном на финансовые темы: сначала об опасности того, что политика правящей партии может повлиять на их благосостояние, затем о налогах, ценах на недвижимость, опять о налогах, о профсоюзах, снова о налогах…
Впрочем, несмотря на непринужденную на первый взгляд болтовню, можно было заметить, что гости все-таки относятся друг к другу с некоторой настороженностью. Одна лишь Шандра, казалось, не смущалась ничем, вереща без остановки, весь вечер ни на секунду не оставляя Блю в покое. Симона ревниво покосилась на нее через стол.
«Интересно, эта женщина хоть когда-нибудь молчит? И обязательно при каждом слове хватать его за руку?!»
Симона смотрела, как Блю улыбается Шандре, которая все-таки — нельзя было это отрицать — была довольно привлекательна, и чувствовала, как у нее все закипает внутри. Словно он отдавал Шандре часть чего-то такого, что принадлежало только ей, Симоне.
Она решительно поддела маленькой серебряной ложечкой одинокую клубничину в своем десерте и отправила ее в рот. Что ж, если Блю увлекся Шандрой, тем лучше. Президент «Анджаны» должна заниматься своим бизнесом, а не глупыми романами.
Пересилив себя, Симона еще раз посмотрела на Блю. На этот раз их взгляды встретились, и он лукаво подмигнул ей. Блю сидел, развернувшись в сторону Шандры, и вежливо кивал в ответ на ее болтовню, но взгляд его был неотступно прикован к Симоне. Она же опустила глаза, почувствовав, как злополучная ягода встала у нее поперек горла.
— Разумеется, я была бы рада показать вам Букингемский дворец. И еще, если сможем… — Шандра щебетала не останавливаясь.
Блю попытался сконцентрировать внимание на Шандре, но безуспешно. По сравнению с его сероглазой тигрицей рыжеволосая толстушка явно проигрывала. Прошло уже два часа с тех пор, как они целовались в ее комнате, а Блю по-прежнему не мог думать ни о чем другом.
Поцелуй перевернул для него весь мир. Ему уже самому не верилось, что ехал он сюда с неохотой. Теперь Блю уже нравилось находиться в этом мире, словно сошедшем со страниц Агаты Кристи, нравилось быть окруженным обществом нарядных, элегантных мужчин и женщин, даже быть облаченным в смокинг…
— Леди и джентльмены, — Хэллам поднялся со своего места, — предлагаю перейти в гостиную.
Он подал руку Симоне и повел ее так, будто она была его собственностью.
У Блю все похолодело внутри. Как он смеет, этот недоумок!
— Мистер Блюделл? — Шандра стояла над ним, не на шутку напуганная. — С вами все в порядке?
— Да, конечно, — выдавил он из себя. — В полном порядке. — Он встал и подал ей руку. — Пойдемте.
Все гости — более тридцати человек — перешли в гостиную, комнату с высокими потолками, обставленную в классическом стиле, и за коньяком с кофе продолжался разговор на те же темы, что и за ужином. Избавившись наконец от Шандры, которая теперь переключилась на Джеффри — сына сэра Майкла, — Блю, не в силах больше смотреть, как Хэллам кокетничает с Симоной, вышел на террасу. Чем делать из себя посмешище, ревнуя Симону к партнерам по бизнесу, лучше прогуляться по ночному саду. Кроме того, ему надо было подумать — и подумать основательно.
Минут через двадцать он вернулся. Не успел он ступить на террасу, как до его слуха донесся голос Симоны:
— Не надо, Гас. Пожалуйста. Я приехала сюда, чтобы заключить деловую сделку — и только. — Голос Симоны звучал сердито и одновременно испуганно.
— Крошка, твой бизнес от тебя никуда не уйдет. Почему бы нам не заключить еще одну сделку на сегодняшнюю ночь?
Блю прибавил шаг.
— Гас, отпустите меня!
— Ты же сама хочешь, крошка! Не так ли?
Злорадный смех Хэллама резанул Блю, как ножом, и он почти одним прыжком оказался наверху лестницы. Блю лихорадочно вглядывался в темноту, пока не наткнулся на две фигуры, освещенные луной. Хэллам держал Симону за плечи, прижимая к себе. Та пыталась вырваться, но безуспешно. В одно мгновение Блю оказался рядом с ними.
— Добрый вечер, — спокойно произнес он, хотя готов был броситься на Хэллама с кулаками.
Хэллам отдернул руки от Симоны, словно его ударило током, и та сразу же поспешила отступить на несколько шагов. Хэллам повернулся к Блю.
Прислонившись как ни в чем не бывало к балюстраде, тот спокойно стоял, скрестив руки на груди.
— Неплохой домишко, Хэллам! — хладнокровно произнес он. — Сколько же здесь комнат — пятьдесят, шестьдесят?
— Семьдесят пять, — столь же невозмутимо ответил тот.
— Семьдесят пять! Ничего себе! — присвистнул Блю, не спуская взгляда с Симоны. Та явно чувствовала себя уже спокойнее и, если только это ему не показалось в обманчивом лунном свете, даже улыбнулась. — Должно быть, — продолжал он, — влетел вам в копеечку. Почем, интересно, такой домишко?
— Не ваше дело, Блюделл, — произнес Хэллам, не скрывая презрения. — Ваш вопрос нетактичен.
— Вот как? — Блю подошел к Хэлламу на шаг.
— Да, вот так, — с тем же презрением отозвался тот.
— Что поделать, — Блю многозначительно посмотрел на Хэллама, затем на Симону, — в плане тактичности мне до вас далеко. Но все же любопытно, сколько стоит такой вот домишко. Как знать, может быть, выйдя на пенсию, я поселюсь в таком же…