Первую половину пути в салоне царило гробовое молчание. Симона неподвижно смотрела в окно, глядя в одну сторону, Блю — в другую. Когда машина достигла центра Лондона, Симона наконец заговорила:
— Вы ознакомились с досье Хэллама?
— Угу, — произнес он, почти не раскрывая рта.
Симона ждала продолжения. Блю молчал.
— Ну и как? — слегка нахмурившись, спросила она.
— Что «ну и как»?
Она взглянула на него, как учительница на непонятливого ученика.
— Что вы можете сказать? Вы вообще когда-нибудь о чем-нибудь думаете? Или для вас это слишком сложное занятие?
— Ну почему же, — усмехнулся он, — иногда, под настроение…
Она вздохнула и закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки. Открыв их снова, она уставилась на него немигающим взглядом.
— Мистер Блю, я хотела бы услышать ваше авторитетное мнение — если, конечно, вы будете так любезны.
Он вскинул голову.
— Значит, цвет моих трусов вас устраивает?
— Простите? — удивилась она.
— В океан меня не выбросите?
Симона скрипнула зубами. Помолчав с минуту, она произнесла:
— Видите ли, я уже успела навести о вас справки. Гарвардский университет с отличием — это уже кое о чем говорит. Две последние должности — президент «Аллмонд интернешнл» и главный консультант сети компаний, намеревающейся открыть дочерние предприятия в России, Польше и Украине. Впечатляет.
Он усмехнулся и стал демонстративно рассматривать собственные ногти.
Симона наклонила голову, в ее глазах читалось искреннее любопытство.
— Но это было лет пять назад. После этого вы вдруг словно в воду канули. Что случилось?
Глава 2
Симона, не отводя глаз, смотрела на Блю, ожидая ответа. Но тот молчал, вальяжно развалившись в кресле, почти касаясь ногами без носков ее итальянских туфель на высоких каблуках, как будто роскошный лимузин принадлежал ему. Чем-то самоуверенность этого нахала напоминала Симоне самоуверенность Джозефины, которая всегда учила ее: «Веди себя так, будто весь мир принадлежит тебе, и когда-нибудь он действительно будет твоим».
Для Джозефины так вести себя было естественно. Для Блюделла, по-видимому, тоже. Симоне же это давалось с большим трудом. Ни Джозефину, ни Блю, казалось, не мучил вопрос: «Ну хорошо, допустим, завтра действительно весь мир будет принадлежать тебе. И что потом?»
Блю лишь по-прежнему ухмылялся и рассматривал ее сквозь свои очки, словно у нее было три головы и ни одна из них ему не нравилась. Что ж, придется многое прощать человеку только потому, что он друг Нолана.
— Что же случилось? — повторила она. — Почему вы вдруг отошли от дел?
— А почему вы решили, что что-то произошло?
— У каждого следствия должна быть причина. С чего бы вдруг преуспевающий бизнесмен все бросил? Или просто работать надоело?
— Я решил осуществить одну давнюю мечту, пока я еще не слишком стар, чтобы отказаться от нее.
— Сколько вам лет?
— Тридцать восемь. А вам? — безапелляционно спросил он.
Она опешила. Обычно лишь она задавала подобные вопросы. Не то чтобы она желала скрыть свои годы, она еще, в конце концов, не в том возрасте…
— Откровенность за откровенность, — улыбнулся он.
— Это не одно и то же.
Он ждал.
— Тридцать два.
— Да? — с невинным, почти ангельским, видом улыбнулся он. — А вы неплохо сохранились! — Он отвернулся к окну. Машина шла мимо Букингемского дворца.
Симона готова была убить его и, должно быть, сделала бы это, если бы в этот момент из динамика не послышался голос Нэнса.
— Мы приехали, мисс Дукет, — объявил он, останавливая лимузин у особняка на Итон-сквер — в одном из самых престижных районов Лондона.
— Нэнс, — произнесла Симона, нажав на кнопку переговорника, — после того как мы устроимся, я и… — она сделала паузу, покосилась на своего спутника, — мистер Блюделл хотели бы пробежаться по магазинам.
— По магазинам? — Голос Блю звучал удивленно, но на лице не дрогнул ни один мускул.
— По магазинам, — повторила она. — Если только в вашем мешке не найдется вдруг подходящего костюма для званого вечера.
Блю неохотно помотал головой.
— Я так и думала. Вечером нам предстоит ужин, который дает Джозефина, и я хотела бы, — она бросила недвусмысленный взгляд на его видавшие виды сандалии, — чтобы вы хотя бы выглядели прилично. Для этого есть лишь один способ — купить вам что-нибудь. Вы не возражаете, если я сама подберу для вас одежду? — Голос ее был приторно-сладким, почти медовым, однако капельки яда настойчиво сочились сквозь каждое слово.
Из-за очков Блю она не могла видеть его реакцию. Заметила лишь, как он слегка потянул себя за серьгу.
— Нет проблем, — произнес Блю через мгновение. — Я люблю слоняться по магазинам.
— Вот и отлично. — Симона старалась говорить спокойно, даже равнодушно, хотя на самом деле его энтузиазм разочаровывал ее. Неужели он не устал? Будь ее воля, она бы провела все это время в постели, а не в походах по магазинам, так как чувствовала себя совершенно разбитой.
— Отлично, — тем не менее повторила она. — Встретимся через час в библиотеке.
Нэнс открыл для нее дверцу, и Симона, не оглядываясь, вышла из машины.
Блю откинулся на спинку сиденья. Знала бы эта красотка, что хождение по магазинам он на самом деле ненавидит больше всего на свете! Не говоря уже о том, что сейчас ему не хотелось ничего, кроме как отдохнуть после полета, продлившегося, как ему казалось, целую вечность, да еще с долгой остановкой в Чикаго. Ему удалось, правда, немного поспать в самолете, но все равно этого было недостаточно. В былые дни ему довольно много пришлось поколесить по миру, но он никогда не тратил время на такую ерунду, как магазины.
Однако Симона была права: одежды, подходящей к столь торжественному случаю, у него действительно не было. По крайней мере с собой. После звонка Нолана он едва успел загнать яхту в гавань и сесть в вертолет. Как ни нравилось ему подшучивать над Симоной, идти с ней на ужин, где соберется едва ли не самый высший свет, в драных джинсах — это все-таки слишком.
Блю вышел из машины и хотел последовать за Симоной, но та уже успела скрыться из виду. У двери его приветствовал человек с бульдожьим лицом — очевидно, дворецкий, — представившийся как Драйзер.
— Следуйте, пожалуйста, за мной, сэр, — произнес он голосом распорядителя похорон. — Я покажу вам вашу комнату.
«Можно подумать, — усмехнулся про себя Блю, — что все, кто работает на Симону, подписывают контракт, запрещающий им улыбаться на работе!»
Нэнс, впрочем, был довольно-таки дружелюбен на вид, но тоже вел себя сухо в присутствии Симоны. Неужели такому неистощимому весельчаку, как Нолан, не душно в этой атмосфере?
Заметив в прихожей свой мешок, небрежно брошенный к стене, Блю подхватил его и последовал за Драйзером. Комната, в которой ему предстояло прожить эти злосчастные две недели, находилась на третьем этаже. Блю огляделся вокруг, не скрывая восхищения. Комната оказалась как раз такой, как он ее себе и представлял: темно-розовые шелковые обои; паркет с причудливой мозаикой из редких пород дерева, отполированный до блеска от бесконечных хождений по нему за многие годы; огромные, стоившие, должно быть, целое состояние гобелены, лишь слегка тронутые временем; обилие бронзовых скульптур, тоже начищенных до блеска. Казалось, обстановка комнаты очень мало поменялась с самого начала девятнадцатого века.
Он вожделенно посмотрел на роскошную кровать и хотел уже было лечь, как взгляд его упал на телефон, стоявший на тумбочке рядом с изголовьем.
Он позвонил Джилли в гавань. По его расчетам, на острове теперь пять утра, и ранние рыбаки уже начали выходить в море. Джилли наверняка уже не спит.
— Гавань Джиллифиш. Доброе утро, — раздалось в трубке.
Острова Сан-Хуан давно уже стали вторым домом для Блю и для его единственной любви — пятидесятитрехфутовой яхты с огромным салоном, современнейшим электронным оборудованием и мотором, мощности которого хватило бы, чтобы дотянуть хоть до самого края света. Он назвал ее «Три желания», хотя она была всего лишь одним из его сокровенных желаний, которое пока сбылось.