— Поверьте, миссис Дукет, я не хотел вас обидеть, — вежливо произнес он.
— Ну что вы, — снова улыбнулась она, — я вовсе не обижаюсь. И зовите меня Джозефина. Все друзья зовут меня так. Враги, впрочем, тоже.
Блю нахмурился: он не совсем понял, что она хотела сказать этой своей репликой насчет врагов. Но Джозефина не дала ему времени обдумать это.
Она повернулась к мужчинам, по-прежнему стоявшим вокруг стола неподвижно, как языческие божки:
— Садитесь, джентльмены. Мы с Генри присоединимся к вам после того, как поздороваемся со всеми.
Она удалилась, даже не потрудившись представить своего юного спутника, который незамедлительно последовал за ней.
Когда они сели, Симона сразу же начала неожиданно оживленный разговор с мужчиной, сидевшим слева от нее. Она явно чувствовала себя неловко и, как казалось Блю, слишком часто отводила глаза. Блю сосредоточенно рассматривал свой бокал. Перспектива целый вечер провести за одним столиком с Джозефиной вовсе не казалась ему веселой. Не было сомнений, что она явно невзлюбила его с первого взгляда и не оказывала ему особого доверия. Впрочем, в этом она мало чем отличалась от своей дочери.
Когда они наконец вернулись домой, Симона искренне надеялась отложить разговор с Блю до завтра. Все, чего ей сейчас хотелось, — это как можно скорее добраться до постели. Но голос Джозефины в ее сознании звучал так ясно, будто она находилась рядом: «Никогда не откладывай неприятный разговор на завтра, Симона. Это — проявление слабости».
Вне сомнений, Блю сегодня вечером был в ударе — галантный, обходительный, остроумный. Не случайно эта Шандра весь вечер буквально пожирала его глазами! Как мало иногда требуется мужчине для того, чтобы очаровать женщину, — галантное обхождение плюс знание двух-трех анекдотов. Симона была не из тех, кто способен купиться на эту дешевую приманку. Но глупышек на свете, как известно, хватает — весь вечер к их столику слетались женщины, словно мухи на мед.
Она уже успела забыть, что он угрожал уйти, но Блю напомнил ей об этом в машине, по пути домой. Черт побери, и откуда вдруг такой подарочек на ее голову?!
Борясь с усталостью, Симона бросила пиджак и сумочку на роскошное кресло и поспешила в библиотеку.
Что ж, если он собирается уходить — скатертью дорога. Есть много людей, которые почли бы за честь занять это место. Ее мать всегда нанимала лишь самых лучших работников. Проблема была в том, что, поскольку их нанимала Джозефина, все они как один казались ее клонированной копией и с большинством из них Симоне трудно было находить общий язык. По крайней мере идея купить «Хэллам порклейн» была целиком и полностью ее собственной. Для Симоны это был шанс доказать, что и она тоже на что-то способна, и на деле, а не на бумаге взять управление «Анджаной» в свои руки. Она уже была сыта по горло тем, что каждый ее шаг контролировался матерью. В каждом своем решении она должна была отчитываться перед ее людьми, несмотря на то что формально они были ее подчиненными. Пожалуй, единственным исключением был Нолан. И вот теперь Блю. У него, может быть, и были свои странности, но по крайней мере этот человек не был похож на подчиненных Джозефины. К тому же отличный специалист. Нет, он не должен уходить!
Симона вдруг вспомнила, как сильные руки Блю массировали ее затекшую шею. В ту же секунду она почувствовала, как по телу снова разливается тепло…
Блю в библиотеке не оказалось. Симона налила себе бокал скотча и села, ожидая его.
Господи, ну и вечерок выдался! Симона ненавидела всяческого рода светские вечеринки, а теперь ей еще предстоит выяснение отношений с Блю… Мягкий шорох заставил Симону обернуться.
В дверях стоял он. Ворот накрахмаленной рубашки был расстегнут, на подбородке слегка проступала щетина. Блю выглядел усталым и, казалось, желал предстоящего разговора не больше, чем она.
Симона отпила глоток скотча.
— По-моему, пить для храбрости — не очень хорошая привычка, — заметил он.
— Если бы я интересовалась вашим мнением, я бы сама вас спросила. — Она отпила еще глоток. — А пока можете оставить его при себе.
На минуту воцарилось молчание.
— Ты действуешь мне на нервы, тигренок, — неожиданно произнес он.
— Послушайте, Блю, не стоит…
— Превышать своих полномочий? По-моему, тигренок, у нас уже был разговор на эту тему. Я, кажется, ясно сказал, что ухожу!
Она поставила бокал на столик и устало посмотрела на него. Разговор происходил совсем не так, как она планировала. Ей не хотелось, чтобы Блю уходил. Но если она не могла ему приказать, то как иначе этого добиться?
«Просто попроси, глупенькая. Другого способа нет…»
Она поднялась, стараясь хотя бы внешне выглядеть не потерявшей самообладания. Он с нескрываемым интересом посмотрел на нее и покачал головой.
— Послушайте, — начала она. — Я не знаю, как сказать… — Она перевела дыхание. — Я никогда не умела говорить… но я хотела бы, чтобы вы остались. Это очень важно для меня… — Она замолчала, ожидая его реакции.
Он молчал.
— Всего на три недели. Ни днем больше. Пожалуйста… — произнесла она, тщетно пытаясь справиться с дрожью в голосе. Иначе ее слова будут выглядеть как мольба.
Блю по-прежнему молчал. Он направился к ней. В полумраке библиотеки черты его лица казались еще более привлекательными. Он подошел к камину, где стояла Симона, взял бокал из ее руки и дотронулся до ее щеки — так легко, что она едва почувствовала это.
Он поставил бокал на столик.
— Это только считается, что рюмка виски придает мужества, — произнес он.
— Я просила вас воздержаться от коммента… — начала она, но оборвала себя на полуслове, понимая, что он прав. — На самом деле я не так уж много пью, — как бы оправдываясь, добавила она.
— Я знаю. За весь сегодняшний вечер вы почти не притронулись к спиртному. Хорошо, допустим… Ну а сейчас-то, со мной, чего вам бояться?
Она молчала. Он протянул руку, чтобы снова дотронуться до нее, но она отпрянула, словно некий инстинкт предупреждал ее об опасности. Опасности, которая за все эти годы, после того как ушел Харпер, казалось, ни разу ей не грозила.
Уже давно ни один мужчина не прикасался к ней — по крайней мере так…
Отойдя от Блю на несколько шагов, она повернулась и смерила его взглядом. Облокотившись на каминную полку, он, как всегда, невозмутимо разглядывал ее. Он уже смотрел сегодня так не один раз за ужином, и всякий раз она отводила глаза, мысленно ругая себя за это.
— Уж вас я, во всяком случае, не боюсь, — произнесла она.
— Вот и отлично. Я не кусаюсь. — Его лицо осветилось улыбкой. — Разве что если сами попросите…
— Я не мазохистка, — буркнула она.
— Как знать… — Он как ни в чем не бывало допил остатки скотча из ее бокала. — По-моему, у каждого из нас в глубине души живет мазохист.
— Вы не отвечаете на мой вопрос. — «И все время сам задаешь тон разговору, когда это должна бы делать я», — добавила она про себя. Впрочем, в глубине души она почему-то против этого не возражала…
Он пожал плечами.
— Насчет трех недель?
Она кивнула.
— Вообще-то у этой работы есть свои преимущества… Например, у вас отличные духи, и каждый день наслаждаться их ароматом было бы не так уж плохо. Но… — Он внимательно посмотрел на нее, стараясь заглянуть прямо в глаза.
— Продолжайте. Я слушаю.
— Но несколько лет назад я дал себе две клятвы. Первая — никогда не делать работу, которая мне не нравится. А заниматься финансовым анализом для воротил международного класса — работа, как раз подпадающая под эту категорию. — Он поморщился.
— А вторая?
— Никогда не работать с людьми, которые мне не нравятся.
— А я вам не нравлюсь. — Слова Блю задели ее до глубины души, но она постаралась, чтобы он ни в коем случае не заметил этого.