Он несколько мгновений недоверчиво, изумленно смотрел на меня, после чего очень осторожно, нежно поцеловал — сначала в губы, а потом почему-то в лоб. И я почему-то очень смутилась, и тихо, нехотя пробормотала:
— Наверное, перед сном нужно в ванну, да? То есть я чувствую, что надо, но не вполне уверена, что хочу…
Стьёль засмеялся, насмешливо качнул головой, потом сел, легко подхватил меня на руки и двинулся в нужном направлении.
Пристроив голову на его плече, я задумчиво разглядывала резкие белые полосы шрамов, спускавшиеся из-под повязки на щеку. Кажется, даны действительно постарались на славу, потому что… если подумать, они выглядели совсем не так жутко, как могли бы. Наверняка края порезов стянули, и потому остались лишь четкие, в полсантиметра шириной полосы. Достаточно аккуратные, к слову.
Стьёль поставил меня в ванну, а я, задумавшись, не спешила выпускать его плечо и рассеянно провела кончиком пальца по одному из шрамов. Кожа на ощупь оказалась плотной, твердой, резко отличавшейся от здоровой. Мужчина вздрогнул от прикосновения и отстранился, смерив меня тяжелым взглядом.
— Больно? — виновато предположила я. Он в ответ выразительно скривился, тряхнув головой, и явно вознамерился уйти, оставив меня одну. Я успела перехватить его за локоть и торопливо проговорила: — Не уходи! Прости, пожалуйста, я не хотела тебя обидеть… Я не думала, что их нельзя трогать. Если не хочешь, больше не буду.
Он уставился на меня с каким-то непонятным выражением лица — не то растерянным, не то недоверчивым, не то раздраженным, — сделал несколько быстрых жестов, но потом вспомнил, что я не понимаю, состроил то ли недовольную, то ли отчаянную гримасу, стиснул кулаки и сжал зубы. Было видно, что собственное бессилие и невозможность сказать то, что нужно, выводят его из себя. А я молчала, потому что понимала: любые слова утешения будут неуместны и сделают только хуже.
Несколько мгновений мы так и простояли — я в ванне, Стьёль рядом. Я продолжала обеими руками крепко сжимать его локоть, чувствуя, что, если отпущу, он непременно уйдет, и это будет… плохо, неправильно.
Наконец, сбросив оцепенение, я потянула мужчину к себе.
— Иди сюда. А то вдруг я одна опять потеряю сознание и утону? Как ты Иву в глаза потом смотреть будешь? — пробормотала со смешком.
Стьёль в ответ нервно усмехнулся, состроил какую-то вымученную гримасу, но вырываться не стал и все-таки забрался ко мне. Перехватив его за запястье одной рукой, чтобы вдруг не передумал, я открыла воду и потянула мужчину за собой вниз. Он сел рядом, справа от меня. Я проявила упорство и в итоге уселась боком между его широко расставленных ног — так, чтобы видеть лицо целиком. Сама потянулась к его губам, целуя, отвлекая от мрачных мыслей.
Через пару мгновений мужчина все же сдался и ответил на поцелуй.
Когда вода, наполняя ванну, добралась до ребер, я немного отстранилась, опять упрямо провела кончиками пальцев по шрамам. А потом, набравшись решимости, рывком содрала с него повязку и отшвырнула в сторону. Мужчина тут же прикрыл глаз ладонью и уставился на меня каким-то совершенно больным, затравленным взглядом. Но, по крайней мере, не сделал попытки уйти.
Глубоко вздохнув, я осторожно коснулась его руки губами и, немного отстранившись, заговорила, тщательно подбирая слова.
— Стьёль, мне… мне всего семнадцать. Всю жизнь я провела в Верхнем дворце, под крылом у заботливых нянек, рядом с людьми, которые всегда готовы поддержать и помочь. Наверное, я очень многого не знаю и не понимаю в этой жизни. Или понимаю неправильно. Может быть, я не права и сейчас, но ты теперь мой муж перед богами и людьми. Надолго или нет, я не знаю, но, по крайней мере, до смерти одного из нас. Я знаю, что в Альмире, бывает, супруги живут в разных комнатах. В Прете они живут еще и разными жизнями и встречаются очень редко. Может быть, это нелепо и слишком самонадеянно, и я совсем тебя не знаю, мы знакомы всего три дня, и вообще я глупый избалованный ребенок и не знаю жизни. Но я не хочу, чтобы у нас с тобой было вот так. И я не хочу, чтобы мы друг от друга прятались. Это… глупо, — выдохнула я и на мгновение замолчала, переводя дух и наблюдая за мужчиной. Он по-прежнему хмурился, но уже не выглядел таким обреченным, и я продолжила: — Неужели ты настолько плохого обо мне мнения, что думаешь, будто из-за этих шрамов я буду хуже к тебе относиться? Нет, конечно, глупо говорить, что они меня совсем не беспокоят. Ты сам прекрасно знаешь, что это некрасиво, что оно неприятно выглядит. Но, в конце концов, я уже приняла тебя таким. Если бы ты не пришел тогда просить моей руки, я бы сама пошла договариваться о браке именно с тобой. Не потому, что ты молодой и сильный, а Вирате как можно скорее нужен здоровый наследник. Нет, то есть, конечно, и поэтому тоже, но главное… Ты первый отнесся ко мне по-человечески. Искренне и глубоко пожалел девчонку, которая по долгу крови должна была принять Шипы-и-Пряжу и не могла отказаться. Я специально попросила Халу смотреть, кто и как отреагирует в первый момент, он едва не надорвался из-за этого, — призналась негромко. — Мне очень, очень страшно от того, что происходит вокруг и свалилось на меня. И меньше всего мне хочется, чтобы к этим большим общим проблемам добавлялись еще и личные. Может, я слишком оптимистична, но мне все-таки хотелось бы, чтобы наш брак был… если не счастливым, то хотя бы спокойным.
Я не заметила, в какой момент настроение мужчины переменилось, но к концу моей прочувствованной речи он уже насмешливо ухмылялся, потом неопределенно качнул головой, все-таки убрал руку и легонько щелкнул меня по носу.
В общем-то, я поняла, почему он сопротивлялся. Если сами шрамы казались достаточно ровными и аккуратными и привыкнуть к ним казалось несложно, то часть лица, обычно закрытая повязкой, выглядела откровенно… гадко. Но я все-таки заставила себя коснуться губами обезображенной щеки и тихо выдохнула:
— Спасибо.
Стьёль в ответ резко тряхнул головой и вдруг крепко, до боли стиснул меня в объятьях, прижавшись щекой к моей макушке. И в этот момент я отчетливо поняла, что Идущая-с-Облаками не подшутила, а дала мне правильную подсказку. У нас с немым альмирцем действительно есть очень хороший шанс договориться, главное только — правильно им воспользоваться.
И после этого силы оставили меня окончательно. Нет, я не теряла сознания, просто уснула, разнежившись в теплой воде в руках мужчины, и на все его попытки меня разбудить реагировала недовольным ворчанием и попытками свернуться калачиком — то у него на груди, то на полу ванны. Впрочем, Стьёль не слишком-то усердствовал.
Единственный раз я совершенно проснулась: когда мужчина уложил меня в постель и вдруг исчез, а через пару мгновений комната погрузилась в темноту. Я встревоженно приподнялась на кровати, окликнула его по имени, вслушиваясь в тишину спальни и чувствуя, как отчаянно-торопливо колотится в груди сердце. Когда кровать скрипнула и Стьёль обхватил меня одной рукой, привлекая к себе, я сначала от неожиданности дернулась и даже вскрикнула, но потом пришло узнавание. Смешно, но опознала я мужа по запаху, от которого одного вдруг стало спокойнее.
Зажмурившись, я крепко прижалась к мужчине, уткнулась лицом в грудь, прячась в этом запахе, в тепле его тела, в его крепких объятьях, и, к собственному удивлению, быстро успокоилась под ласковыми прикосновениями мужа, гладившего меня по спине. Не хватало только тихого шепота, уверяющего, что бояться нечего и все в порядке, но и без этой детали стало хорошо. И страх отступил безо всяких данов.