Я рывком подхватил ее под попку, поднимая, и ноги жены с готовностью обвили мою талию, руки обхватили плечи, а губы потянулись к губам для поцелуя. Он получился жадным, исступленным; ее пальцы запутались в моих волосах. Прижимаясь крепче, она выразительно потерлась о меня бедрами, недвусмысленно давая понять, чего хочет. Поддерживая женщину одной рукой, пальцами второй я начал ласкать ее, чтобы подготовить, но, коснувшись, на мгновение замер.
Она уже была горячая и влажная, уже хотела меня и именно поэтому сейчас подошла.
От осознания этого меня окатило такой волной желания, что мысль даже о мгновенном промедлении показалась кощунственной. Весь мир сузился до женщины в моих руках и стремления обладать ей, в котором растворились все возможные вопросы и сомнения. Я даже не сообразил сделать пару шагов, чтобы опуститься на кровать. Да Тии самой, похоже, хотелось не этого…
Я держал ее под бедра, приподнимая и опуская, раз за разом насаживая на себя. Тия цеплялась за мои плечи, впиваясь ногтями. Запрокинув голову, кусала губы, пытаясь удержать рвущиеся с них стоны. И я откровенно любовался женщиной, не отвлекаясь и не отвлекая поцелуями. А когда она со стоном выгнулась в моих руках, содрогаясь от прокатившейся по телу волны удовольствия, и сам в несколько движений достиг острой, мучительно-сладкой разрядки.
И только через несколько мгновений после этого, чувствуя предательскую, но приятную слабость в коленях, вспомнил, что можно сесть на кровать, от которой меня отделяло всего два шага.
Какое-то время мы сидели, выравнивая дыхание. Шевелиться не хотелось совершенно. Я уткнулся лбом в плечо женщины, осторожно обнимал ее и ощущал себя… странно. Все это походило на сумбурный сон, было нереальным и неправдоподобным. Не может наивная неопытная девочка, которая вчера вздрагивала от каждого прикосновения, так уверенно вести себя наутро. Не могут у меня от близости женщины мгновенно покрываться ржой мозги до такой степени, что, кроме вожделения, не остается ни одной мысли. Не может навязанный брак доставлять столько удовольствия, даже если брак этот от всей души благословили боги.
Накатило смутное тревожное ощущение близких неприятностей. Это было не озарение, скорее жизненный опыт. Слишком все хорошо, чтобы быть правдой, а такое долго не длится.
— Доброе утро, — тихо проговорила Тия мне в волосы и захихикала. — Извини, я не хотела тебя прерывать, но не утерпела. Это было очень, очень красиво… — повторила она, и тонкие пальцы скользнули по моей спине, с мягким нажимом очерчивая мышцы. Я не удержал блаженного вздоха; прикосновение было приятным. И само по себе, и потому, что я уже давно не ощущал подобного. А еще потому, что ей самой хотелось касаться, ей действительно это нравилось.
Так не бывает. Не может быть.
Но было хорошо…
Нежные губы коснулись плеча, прокладывая дорожку из поцелуев по шее вверх, язык шаловливо очертил контур уха.
— Стьёль, ты не сердишься? — тихо спросила женщина.
Я вздрогнул — не то от ее голоса, не то от щекочущего дыхания, не то просто сбрасывая оцепенение, — поднял голову и озадаченно уставился на Тию.
Интересно, из чего она вообще сделала такой вывод? Я что, похож сейчас на очень сердитого или недовольного? Или несколько минут назад был?
Спросить я не мог, осталось только со смешком качнуть головой, потому что женщина явно ждала ответа, и снова поцеловать — уверенно, долго, убедительно. Гладил нежную шелковистую кожу, наслаждался изгибами стройного тела, совершенно шалел от запаха. И вскоре отчетливо ощутил приятное напряжение там, где мы все еще были едины, и понял, что уже настроен и готов продолжить утренние развлечения. Вот прямо сейчас повалить женщину на кровать и начать медленно, неторопливо двигаться, так и не прерывая контакта…
Воплотить эту мысль в жизнь я не успел, Тия прервала поцелуй и отчего-то шепотом предложила:
— Может, теперь в ванную?
Была она в этот момент буквально пунцовая от стыда — не заметить и не понять моего состояния она в таком положении просто не могла. Но ни малейшего недовольства или протеста в ее взгляде я не уловил. Наоборот, глаза лихорадочно блестели, а дыхание уже было торопливым, сбивчивым.
Спорить не стал. Ванная так ванная, желание женщины — закон.
Не выпуская жену из рук, я шагнул в глубокую мраморную чашу, пустил воду и только потом поставил Тию на ноги. Она негромко охнула от неожиданности, когда я рывком развернул ее спиной к себе, но не противилась, наклонила голову, чтобы мне удобнее было целовать плечо и шею, порой осторожно прихватывая загорелую кожу зубами. В этот раз я не стал спешить, ласкал неторопливо, наслаждаясь каждым прикосновением и шумным, прерывающимся дыханием.
Упругие полушария полной, красивой груди так естественно и правильно ложились в ладони, что я залюбовался, большими пальцами дразня затвердевшие, призывно торчащие вершинки, к которым так хотелось прижаться губами. Тия негромко всхлипнула, цепляясь обеими руками за мои запястья, и от этого наблюдаемая мной картина стала еще более завершенной, завораживающей.
Одна моя ладонь медленно двинулась вниз, чтобы прижать женщину теснее, двумя пальцами осторожно проникнуть между судорожно сжатых ног, даря чувственную ласку.
— Стьёль… — со стоном жалобно выдохнула она, полностью откинувшись мне на грудь и продолжая цепляться за мои руки.
От этого призыва меня накрыло новой волной желания, и я вынужден был на несколько мгновений сосредоточиться на дыхании, отвлекаясь от завораживающего вида красивого женского тела, которое ласкали мои руки. Иначе долгой прелюдии не получилось бы и повторилось бы то, что произошло в спальне. Подобное тоже очень приятно, но сейчас хотелось никуда не спешить — только с удовольствием пить каждое мгновение близости, дурманящей лучше любого вина.
Осыпая кожу поцелуями, одной рукой продолжая распалять в женщине желание, а второй — лаская ее грудь, я опустился на колени. Тия вновь сдавленно охнула, а через пару мгновений застонала и выгнулась, когда под моими пальцами родился спазм наслаждения, прокатившийся по телу волной дрожи.
Я дал ей несколько мгновений передышки, позволяя испить удовольствие до капли, а потом настойчиво повернул женщину к себе лицом. Она сделала попытку опуститься в ванну рядом со мной, но я не пустил, удержав за бедра: сейчас у меня были совсем другие планы. Запах ее желания сводил с ума, и мне очень хотелось попробовать ее наслаждение на вкус. Почему бы не прямо сейчас?
Сначала я все-таки приласкал ее грудь губами, с удовольствием ощущая, как тонкие пальцы цепляются за мои плечи, а потом неторопливо начал спускаться ниже, обвел языком пупок, отчего женщина вздрогнула и напряглась, и двинулся дальше.
— Стьёль, ты же не… — жалобно пробормотала Тия.
Поскольку я именно что «да», тратить время на пояснения посчитал излишним — даже если бы я в принципе мог что-то пояснить. Просто положил ее ногу себе на плечо, крепко удерживая за бедра.
От первого прикосновения моего языка она сдавленно охнула и попыталась отшатнуться, пальцы ее до боли вцепились мне в волосы, но останавливаться я не собирался. Удержать непроизвольно бьющуюся женщину мог без труда, а боль была не настолько сильна, чтобы ее не получалось терпеть. Тем более ради удовольствия слышать, как Тия в голос стонет, о чем-то умоляя, и наблюдать, как она задыхается от наслаждения, достигнув пика…
Но давать ей долгую передышку я не собирался и теперь. Потянул все еще дрожащую от полученного удовольствия женщину вниз, в ванну, вновь повернул к себе спиной. Тия не противилась и молчала, она послушно опустилась на колени, широко расставив ноги так, что я оказался между них, расслабленно откинулась мне на грудь.
Некоторое время она, вялая и расслабленная, не отзывалась на прикосновения, но я был настойчив. И когда дыхание ее вновь участилось, подался вперед. Стоя на коленях, женщина обеими руками оперлась о бортик ванны. Я вошел в нее медленно, намеренно растягивая это мгновение. Тия ответила на это негромким стоном-всхлипом, прогнулась, подалась навстречу, стремясь вобрать глубже. Одной рукой удерживая ее бедра, второй я тоже ухватился за бортик ванны и начал двигаться — медленно, размеренно. Каждый толчок женщина встречала новым всхлипом, пыталась двигаться сама, чтобы изменить ритм движений, которые сейчас не несли освобождения, а только усиливали нарастающее внутри мучительное напряжение.