Шая Воронкова
Голос ненависти
Пролог
Проходят года, наши тени растут вместе с нами,
И мы становимся теми, кого ненавидели сами.
Неизвестный сказитель.
718 год, Посадник, 10
Он тащит ее, а она вырывается и кусает грязную ладонь. В нос ударяет запах земли и навоза, во рту горчит, будто полынь жевала. Когда он прижимает ее к шершавой стене трактира, царапая щеку деревом, и дышит перегаром в шею, голова запрокидывается, и Джелика видит звезды, похожие на осколки разбившегося зеркала: холодные и безразличные. Ветер щиплет кожу и голые плечи. Чужая рука грубо дергает за косу, наматывает вокруг ладони и тянет, будто строптивую кобылицу.
Как скоро ее хватятся?
Она кусает ладонь снова и снова, но с каждым разом слабее, словно ночное небо выпивает всю ее силу. Надо бежать, но ноги дрожат, и Джелика задыхается. Упрямо жмурится, лишь бы не слышать чужое бормотание, не чувствовать прикосновений. Сжимается, дергаясь в последний раз, и безвольно повисает, как тряпичная кукла. Вот вверх ползет подол юбки, вот слышится смешок – и, внезапно, резкий вскрик, прервавшийся на середине.
Коса, никем больше не удерживаемая, падает, а потом и вовсе сползает по плечам, и когда мягкие волоски щекочут шею, Джелику передергивает. Рухнув на колени, она стискивает плечи руками. Где-то рядом начинает выть собака.
– Ну все, тише. Этот ублюдок тебя больше не тронет.
Джелика оборачивается, тонко пищит, и собака замолкает. Только потом она понимает, что выла сама, а в тот миг просто долго смотрит на грузное тело, скрючившееся на земле. Высокая угловатая тень склоняется над ним, пиная носком сапога, но оно безвольно дергается от удара и опять замирает. Джелика поднимает глаза выше, прижимаясь спиной к стене. Небо над головой кажется слишком огромным и тяжелым.
В двух шагах от нее кто-то стоит. Сперва Джелика принимает силуэт за мужчину и шарахается – настолько грубое и жесткое лицо она видит. Но, несмотря на некрасивые черты, подобающие воину, перед ней стоит женщина. Она подходит ближе и протягивает Джелике узкую полоску стали.
– Отомсти. Убей его, – ее голос сильный и звонкий, как вьюга.
Но Джелика не слушает, только смотрит на изящную рукоять клинка. А потом отскакивает, будто чужая мозолистая рука держит за горло ядовитую змею.
– Нет, я так не могу! Я никогда не…
Женщина равнодушно пожимает плечами и, повернувшись к Джелике спиной, склоняется над землей. Раздается странный чавкающий звук, потом еще и еще. Когда она выпрямляется вновь, кинжала в ее руках больше нет, и Джелика рада, что из-за темноты не может разглядеть чужие ладони как следует.
– Я тоже так говорила.
Голубые глаза спокойны, но есть что-то жуткое, звериное в этом взгляде. Наверное, поэтому, когда женщина начинает рассказывать, Джелика верит каждому ее слову.
Глава 1. Праздник весны
695 год, Оттепельник, 1
Каждый раз, когда матушка слишком резко проводит по волосам гребешком, Кайрис мелко вздрагивает, но не смеет противиться. Пахнет свежим хлебом и чем-то, чего не передать словами: хоть до весны и остался еще один день, она уже чувствуется в воздухе. Кайрис опускает голову и пытается представить, как выглядит. Почти видит: выбеленная мукой кожа, угольные узоры на щеках и лбу, больше похожие на резкие росчерки, остающиеся на дереве после удара ножом. Матушка дергает ее за волосы.
– Не вертись, женщина должна быть терпеливой.
Кайрис послушно выпрямляется и больше не двигается. Сильнее всего хочется сбегать к озеру, наклониться и долго-долго смотреть на девушку, в которой так сложно узнать себя. Кайрис тянется рукой к шее, на которой висит вырезанная из светлого дерева птица, и осторожно поглаживает ее. Матушка велела никогда не снимать, иначе богиня разгневается. Пальцы то и дело кидаются проверять. Обычно она даже не вспоминает о птице, но сегодня – другой день.
Сегодня она празднует свою восемнадцатую весну. Сегодня вся деревня соберется, чтобы задобрить богиню после суровой зимы. Сегодня…
Матушка вплетает ей в косы чаячьи перья, которые старейшина привез специально для праздника из города. Когда последнее вплетено, матушка начинает оборачивать косы вокруг макушки. Кожу головы тянет – у матушки слишком жесткая рука. Матушка в последний раз поправляет косы и отступает на шаг.
Кайрис поднимается. Шелестит белоснежный подол платья, щекоча голые ноги. Поднимает вверх руки, и широкие длинные рукава хлопают как на ветру. Взмах, еще взмах. Сердце подпрыгивает от восторга: что бы ни было потом, сегодня она свободна. Матушка потуже затягивает на ее талии пояс, расшитый морскими волнами. Кайрис потирает пальцы – вспоминается, как они болели после ночи работы.