– Кто ты? – спрашивает Кайрис неуверенно.
В горле мгновенно пересыхает. Мутная пелена перед глазами и не собирается исчезать.
– Мое имя – Улыбка змея, – чудится усталый вздох. – И Крии стоит проявить побольше уважения за то, что она может брать меня в руки.
Голос будто обретает плотность, звуча так же четко, как человеческий. Кайрис едва не роняет серп от удивления, но, подумав, сильнее сжимает пальцы. Оружие не способно говорить. А значит, она спит или бредит, и все не по-настоящему. И Кайрис принимает правила игры.
– Ты говорящий? Ты и с Крией говоришь?
Слышится мелкий перезвон, будто кто-то трясет кошель с монетами. Смех.
– Нет. Ты должна благодарить судьбу за шанс говорить со мной, – и прежде, чем Кайрис успевает задать следующий вопрос, продолжает: – Наконец-то она оставила меня в покое! А то все режь эту траву и режь, а она же липкая и совершенно холодная.
Если не пытаться сопротивляться, этот морок вскоре рассеется – так Кайрис себя успокаивает, продолжая вести странный диалог с серпом, кто бы мог подумать.
– Стой, а где она вообще? Если не в лесу, то…
– В доме старейшины, где и все остальные, конечно же. Иногда даже моей старухе приходится окунаться в мирские дела. Да ты ведь не знаешь об этом! Так и быть, буду великодушен и расскажу тебе.
А тон такой, будто говоришь с принцем или вообще королем. Кайрис даже становится смешно, но она сдерживается и садится на кровать, готовая слушать.
– А тебе-то откуда знать?
Несколько мгновений в ответ ничего не слышно, и Кайрис уже думает, что серп обиделся или она окончательно проснулась, но тут серп медленно отвечает:
– Я подслушал, – и, не дав возможности обдумать это, начинает рассказывать: – Обсуждают казнь. На закате в городе повесят кого-то из деревни. Какого-то Алерия…
– Алесия, – шепчет Кайрис одними губами.
Ее внезапно будто в прорубь окунули – так потрясло услышанное. Мысли про бред и неправду забываются, и Кайрис слушает серп, затаившая дыхание.
– Точно. Так и знал, что с дураком что-то случится. Помогал бежать убийце – наверняка кто-то наплел о его невиновности, а потом сам же и страже сдал. Этот Алесий такой наивный – как ребенок.
– Но он же не наивный! Наоборот – хитрец, – выпаливает Кайрис, вспоминая свои опасения.
Опять раздается перезвон, в этот раз громче – серп конкретно так развеселился.
– Нашла хитреца. Кому он навредит, этот Алесий, кроме самого себя?
В голосе сквозит презрение, и Кайрис выпускает рукоять, позволяя ей упасть на колени. И смотрит вперед немигающим взглядом. Воспоминания проносятся перед глазами, и теперь, когда страх не затмевает их, Кайрис понимает, что Алесий ничего плохого ей не делал. Значит, он правда хотел помочь? И ей, когда отпирал дверь и спрашивал, откуда синяки… и какому-то незнакомому преступнику. Что-то колет кожу в районе груди, и Кайрис опускает голову. На глаза попадается деревянная птица – знак богини, оберег. Пальцы нащупывают его и вдруг с силой стискивают.
Если оберег Кай должен спасать, почему же все это происходит? Почему Богиня отворачивается от своих детей? Пальцы двигаются выше, нащупывая тонкую нить. Почему-то очень ярко вспыхивает перед глазами Алесий: волосы, похожие на пух одуванчика, глаза доверчивого олененка и сжатые от волнения губы. Он не задумывал плохое, он боялся – за нее и что может напугать ее. Как Кайрис могла быть такой слепой? Под пальцами бьется венка на шее. Голос серпа затих, и остается только тишина.
За что, богиня? Ладно она, Кайрис, виновата сама, но этот мальчишка? Почему ты обрекаешь на смерть его, а не душегуба, выбравшегося на свободу, и не предателя, откупившегося Алесием от стражи? Слегка повернув голову, Кайрис видит, как сквозь занавески бьет красноватый закатный свет. Она медленно поднимается и подходит к окну, так и не отнимая руку от шеи. Свет брызжет на нее, как кровь, когда Кайрис отодвигает занавески. На душе горько и темно, несмотря на разгорающийся на горизонте костер.
Ты обрекаешь на смерть того, кто кинулся помогать даже такой грешнице, как она? Мелькает перед глазами светлое мальчишеское лицо. Мелькает и пропадает. Кайрис дергает вниз, заставляя нить резануть по коже, и та лопается. Миг – и деревянная птица зажата в ладони. Кайрис молилась, Кайрис чтила, Кайрис верила и преклонялась. Но молитва не спасла ее. Пусть тогда спасает злость.
– Я отрекаюсь от тебя!