– Отнесешь к храму в городе и оставишь, – чеканит Крия, и в ее голосе чудится что-то человеческое.
Но лишь миг – и ворожея опять становится совершенно спокойной, собранной и отстраненной, как и всегда. Кайрис бросает на сверток последний взгляд и отворачивается, сжимая губы в тонкую ниточку. Ну и пусть. Пусть монстр страдает в маленькой келье. Кайрис оставит его, если ворожее так угодно, и забудет, как дурной сон. И, повзрослев, монстр уж точно не поблагодарит богиню за то, что та не подарила ему легкую смерть в младенчестве.
Так что, когда Крия сажает ее в телегу Давии, собравшейся с мужем на рынок, Кайрис не сопротивляется. На улице начинает ощутимо холодать, так что приходиться закутаться поплотнее. Небо кажется прозрачным, как лед, а солнце маленьким и далеким. Еще чуть-чуть – и выпадет первый снег.
Монстр в руках спит, будто чувствуя, что не стоит испытывать чужое терпение. Кайрис представляет на месте него полено, и поездка становится чуть менее невыносимой. Она впервые выбирается в город, но от былого предвкушения ничего не остается. Только желание поскорее со всем покончить. Кайрис так глубоко уходит в свои мысли, что не замечает, как Давия оборачивается.
– Везешь, чтобы богиня отметила его своим крылом? – нервно улыбнувшись, спрашивает она – наверняка из вежливости. – Как его зовут?
Зовут? Кайрис морщится – она не собиралась давать монстру имя. Но теперь, когда Давия спросила, гаденькая мысль проскальзывает в голове. Почему бы и нет. Кайрис улыбается. Он будет ненавидеть свое имя.
– Его зовут Конрий, – отвечает она, с болезненным удовольствием подмечая, как вытягивается чужое лицо.
Ну конечно, она ведь только что назвала ребенка ублюдком. Но разве это не правда? Давия бледнеет и собирается что-то сказать, но муж одергивает ее, неодобрительно косясь на Кайрис, и остальную часть пути они едут молча, так и не говоря, даже когда высаживают у храма. Город запоминается Кайрис шумной крикливой толпой и нависающими над дорогой зданиями. Ее быстро начинает мутить от такого большого количества людей, еще и монстр начинает ворочаться в руках. С трудом протолкавшись через площадь, Кайрис задирает голову.
Храм огромен: он больше дома старейшины – да и больше, чем все городские дома тоже. Уходит ввысь, царапая крышей небо. Стены, выложенные разноцветными камнями, обкатанными морем, будто бы влажно блестят на солнце. У деревянных кормушек возятся голуби и воробьи: город находится слишком далеко от моря, чтобы приманить воплощения богини, как это бывает в портовых. Над входом Кайрис видит фигурку чайки, выдолбленную из белого камня. Кайрис по привычке тянет руку к деревянной птице на шее и натыкается на голую кожу. Так, значит, это был не морок? Тем лучше – учитывая, что она собирается совершить.
Поднявшись по ступеням к самой двери, Кайрис кладет шевелящийся сверток на пол и макает пальцы в черный порошок внутри деревянной чаши, стоящей на специальной подставке –перед входом в храм им мажут щеки и лоб. Но Кайрис четко и медленно выводит на нежной младенческой коже всего одно слово: Конрий. И не может сдержать злорадной улыбки. Теперь его не назовут по-другому. Не посмеют – кто же переступит через обычай? Неожиданно ей становится горько и одновременно весело. Не такой судьбы она когда-то хотела себе или своему ребенку, но боги решили за нее. Кайрис наклоняется и с отвращением целует младенца в лоб, будто заверяя только что сделанное. Изо рта вырывается белесое облачко пара.
Вытерев губы тыльной стороной ладони, Кайрис встает и идет прочь, не оборачиваясь. С каждым шагом чувствует, как расслабляется туго натянутая струна в груди, будто каждая оставленная позади ступень приближает Кайрис к свободе. И вместе с этим приходит спокойствие. И все-таки, раз отречение от богини ей не приснилось, надо проверить и ту историю про Алесия. А потом уже Кайрис решит, уйти ли, тая в огромном городе, или вернуться.
Глава 5. Как танцует сталь
695 год, Похолодник, 4
Когда, спросив у торговки шерстью, она узнает, что казнь и правда была, – почти не удивляется. Только остро колет в груди: колет и пропадает. Кайрис стоит еще несколько мгновений, не шевелясь, а когда женщина окликает ее, поворачивается и медленно идет к воротам, где ее должны будут забрать Давия со своим мужем.
В голове крутится только одна мысль: это все правда. Не бред, не морок, не безумие. Серп говорил с ней, но не ясно, почему Крия никогда не упоминала, что он колдовской. Даже во всех сказаниях и легендах о ворожеях нет ни слова о говорящем оружии. Что это: живая душа, вплавленная в металл, или человек, превращенный в оружие заклятием? Проталкиваясь сквозь толпу, Кайрис думает, как легко было бы в ней навсегда затеряться, но что-то удерживает, не давая на это решиться. Она не может уйти, не разобравшись с Улыбкой Змея. Пока не может.