II
Его не радовали далиСтраны неведомой родимой,Где, розовея, улеталиДремучих деревенек дымы,Где боры хвойные гуделиДомровым старострунным гудомИ сахарным слоистым спудомПоля подснежные блестели,Где векши, легки, пышношерсты,Одни встречалися емуИ вешки гибкие, как версты,Вели сквозь мхи, и мглу, и тьму…
III
В нем тихо бунтовали думы:Как? Из свободы в заточенье?Как? После зал шумливых ДумыВ немое темное селенье?И он, свои крутые бровиПри виде снежных пустош хмуря,В их блеске взор свой черный жмуря,Закутывался в мех суровей.И только локон ярко-рыжий,Ездой отвеян, трепетал…Но пункт назначенный всё ближе,Возок всё тише, тише… Встал.
IV
И ссыльный, воротник откинув,С усмешкой горькой огляделся:Из-за окольных частых тыновПоселок северный виднелся —Ворота, избы и вереи,Крыльца, повети и оконцаВ сосульках, инее и солнце…Здесь серебрясь, а там серея,Как город Леденец досюльный,Он стыл жемчужно-слюдяным,И голубела главкой дульнойЦерквушка древняя над ним.
V
Кругом же – то взмывая круто,То заворачиваясь слабо,Грядою плыли изогнутойСнегов увалы и ухабы.Так, вскинув крылья, выгнув шеи,Огромная лебяжья стаяПлывет, и брызгами блистая,И оперением белея…И, может быть, Царевна-ЛебедьСейчас объявится средь них, —Присушит, приманит, прилепитИ увлечет от всех живых?!
VI
На миг сменила греза думу…Но с ямщиком завздорил стражник:«Куда везти? Да к Аввакуму!Хоть старовер – зато не бражник».И вот уж сани – перед домом,Бревенчатым, крепковенечным,С крестом в дверях восьмиконечным, —Подобным сказочным хоромам!Резной, точеный верхний ярусПод острой крышей тесовойЕще был убран в снежный гарус,Украшен фольгой ледяной.
VII
И там, в окне, случайным взглядомНаш путник женский лик заметил,Что, как икона под окладом,Был дивно-строг и чудно-светел.Из-под платка, как из убруса,Синели очи, словно море,Уста алели, словно зори,Струились косы нивой русой…В морозных кружевах, бахромахВверху сиял волшебный лик!Внизу ж, как вешний сад черемух,Ольшаник побелевший ник…
VIII
Они вошли. Сначала в сенцы,В большую горницу оттуда.Здесь рдели в прошвах полотенца,Цвела поливою посуда,Стояли с розаном укладки,Лежала скатерть с васильками,В углу с живыми огонькамиВисели алые лампадки.Там, с темного письма иконы,Из складня древнего, как Русь,Глядели с грозностью исконнойНикола, Спас и Деисус.
IX
На всё то, шубу сняв у двери,Приезжий, к мистике не склонныйИ чуждый вер и суеверий,Смотрел с насмешкой удивленной.Его дивил тут воздух жаркийС сладимым запахом ковриги,И толстые, в застежках, книги,И тонких, желтых свеч огарки,И старый, сумрачный хозяин,В поддевке, с сивой бородой,Что, словно идол, в пне изваян,Стоял – кряжистый и прямой.
X
Тот долго, в спорах неустанен,Принять жильца не соглашался:Табашник, щепотник, мирянин…Погубит душу, кто с ним знался!А стражник умолял, грозился,Шептал, что гость его – богатыйИ князь… Наверно, тароватый!И наконец старик смирился.Но, заглядясь на свет угольный,Усольцев спорам не внималИ так под кров свой подневольныйВступил, рассеян и устал.
XI
Он был могучий и мятежный, —Тот русский, что, как дикий кречет,Ширяет к грани зарубежной,В чужые гнезда взоры мечет!Он бредил юною пороюЛюбовью пламенной стихийной,Потом – работою партийнойИ политической борьбою.И вот за дорогое дело,Кляня лукавую судьбу,От колоннады Думской белойПопал в крестьянскую избу.
XII
И началася жизнь инаяЗдесь в чистой и пустой светлице —Без папирос, газет и чая, —Но чудная, как небылицы!Все дни светлы, как день единый!В окне – лишь небо да сугробы,Что хлебы пышной нежной сдобы,Да серебристые рябины…Мелькнет лазурный хвост сорочийИль беличий златистый хвост —И день прошел… А ночи, ночи!Все в гроздах крупных бледных звезд.