Рванув из кобуры свой пистолет, я вбежал в эту дверь.
Кабинет был освещен более сильными и яркими лампами, свет которых после снопа солнечных лучей казался желтым и мертвенным. Дверца сейфа была приоткрыта, на столе, массивном, как саркофаг, валялись какие-то бумаги. На диване, скрючившись, лежал слепой солдат и стонал, стонал монотонно и тоскливо:
— Пить! Пить! Пить!
— Где командир Со? — выкрикнул я.
— Пить! Дайте пить! — стонал солдат.
Лицо его густо заливали потоки гноя.
— Хорошо! Я дам тебе пить. Но скажи, где командир Со?
Солдат шевельнулся.
— Он ушел, мой командир!
— Ушел? Куда ушел?
— Не знаю. Уже прошло много времени, как он ушел… Но куда он денется, слепой и скрюченный проклятыми лучами? Пить! Дайте пить, мой командир!
«Да, он никуда от меня не уйдет! — подумал я. — А мне нужно беречь свои силы. Надо поесть самому и накормить этого несчастного».
Мне было хорошо известно, что в этой подземной гробнице хранится запас разнообразных продуктов и воды. На сухом спирте я разогрел две банки мясных консервов, приготовил крепкий кофе. Свой обед я по-братски разделил со слепым солдатом. Впрочем, ел он мало и неохотно, но пил жадно, большими глотками, захлебываясь и обжигаясь.
Подкрепив свои силы, я выбрался из подземелья.
Красный диск солнца опускался за черные холмы. Ледяным блеском пылала оплавленная поверхность развалин. Над новым озером все еще клубился пар.
— Командир Со! — крикнул я, и мой голос странно и дико прозвучал в безмолвии вечерней пустыни.
Мне никто не ответил.
Я обошел развалины, но нигде не обнаружил тестя.
«Черт с ним! — подумал я. — Если ему нравится сдыхать среди пустыни — пусть дохнет! Он помечен проклятием лучевой болезни. И никуда ему не уйти от нее! Пусть сдыхает!»
Решительным шагом я направился, туда, где недавно был город Багана.
По какой-то странной причуде, объяснить которую я не пытался, огненное дыхание термоядерного взрыва главным образом устремилось на юг, к городу. Поверхность пустыни, расплавленная неимоверным жаром, здесь напоминала каток, покрытый тонким прозрачным слоем желтого льда. Эта пленка была настолько прочной, что не проваливалась и даже не гнулась под ногами.
Красноватые блики заката играли на сверкающей поверхности пустыни, и она казалась залитой кровью. У меня сильно болели глаза. Казалось, что они были засыпаны мелкими колючими песчинками, и я все время щурил их.
Я уже подходил к городу, когда впереди, в какой-нибудь сотне шагов, увидел что-то живое, движущееся. Какое-то темное пятно шевелилось на кровавом фоне спекшегося песка. Я выхватил пистолет и ускорил шаги. И тут в мертвой тишине я вдруг услышал визгливое тявканье, ворчание и лай.
Только подойдя почти вплотную к странному движущемуся пятну, я разглядел, что это такое. Два десятка голодных шакалов жадно терзали какую-то падаль. Что они ели, я не видел. Передо мной мелькали страшно исхудалые спины и зады шакалов — почти полностью облысевшие, с комьями свалявшейся рыжей шерсти. Иногда я видел удлиненные лисьи морды зверей со слепыми глазами, затянутыми белесой слизью. Шакалы отталкивали друг друга, грызлись, верещали и, сплетаясь в живой клубок, старались добраться до лакомого кусочка.
«Какое мне дело до этих жалких зверей!» — подумал я.
И хотел продолжать путь. Но неожиданно желтый клубок звериных тел на мгновение разомкнулся, и я разглядел человеческую ногу в желтом ботинке. Ужас, омерзение, гнев охватили меня.
— Пошли прочь! Вон! — заорал я, непослушным пальцем стараясь отодвинуть предохранитель пистолета.
Несколько самых трусливых или уже насытившихся зверей метнулись в сторону. Но основная масса решила бороться за свою добычу.
Ко мне повернулось не меньше десятка жутких и злых морд — с оскаленными острыми зубами, свалявшейся шерстью и незрячими глазами, подернутыми белой плевой. Повизгивая, рыча, припадая к земле и подталкивая друг друга, звери двигались ко мне.
Я вскинул тяжелый пистолет и нажал спусковой крючок. В вечерней тишине грохот выстрелов показался мне особенно оглушительным. Передний шакал ткнулся мордой в песок, другой, словно мяч, подскочил вверх. Стая распалась. Звери бросились врассыпную, взвизгивая, налетая друг на друга, падая.
Я стрелял до тех пор, пока не выпустил всю обойму.
Затем я подошел к тому, что еще совсем недавно было человеком. Вокруг были разбросаны зеленоватые клочья одежды, полуобглоданные кости, металлические пуговицы и пряжки. Тут же валялся автоматический пистолет — точь-в-точь такой же, как мой. Клочья одежды были залиты еще не побуревшей кровью.