Сегодня Человечество состоит не из семи мудрецов. И каждому мудрецу снятся его особые сны. Они тонки и иллюзорны, они легко при пробуждении рассыпаются на бесчисленные мириады нейтронов, и из ослепших от красок реальности миллиардов нейронов трудно извлекать растворившуюся навсегда истину.
Но сегодня её предстоит нам искать. И тем, кто уже встречал в своей жизни, и тем, кто ещё, увы, не встречал того странного длинношеего продавца снов, который поначалу прикидывался почти бескорыстным продавцом почти нелепых детских кубиков...
Но только я сразу почему-то заподозрил в нём хитреца. Ибо мне был ведом универсальный вселенский закон: бесплатное являй равным, все иные должны за полученные Знания отплатить тонкой мерой возникшего в них духовного мира...
Пришло время платить по счетам – мой тонкий мир вызрел не на пустом месте, и мне стали доступны и погибшей моей вселенной, и моё теперешнее право врастать в новое космическое человечество, не однажды уже привитое от преступной божественности – погрешимой и страшной, во времена, когда я, как и все мы, земные, принадлежал к межзвёздному племени Зордаков – к племени ныне идущих по тропе сновидений...
3.
Среди ныне идущих по тропе сновидений однажды и ко мне пожаловал очень странный, совершенно удивительный сон... В нем я заново пережил побег Ноеля Кошена, возведенного в ранг государственного преступника.
Ноель служил армейским ревизором в пограничной ссылке империи. Ведь границу не суждено лелеять и охранять патриотам. Она доверена куда менее благонадежным: высланным на поселение – в разное время, за разные провины: офицерам и рядовым. На то она и империя – чем менее блистательный и более огорошенный в ней человек, тем вернее надлежит жить ему на отшибе.
Прежде Ноель был блистательным министерским ресторатором, но случилась непростительная вольность, за которую его сослали, вернее отправили исполнять бессрочную воинскую повинность, за строптивость – отказ от исполнение прихотей имперского министра всех наказаний.
Тот, видите ли, желал, чтобы предоставляемые ему кулинарные изыски Ноеля непременно пели сладкоголосым голосом слабоумной юной нищенки в красном платье в обеденном муссе под маринадом.
Всякий раз перед этим нищенку натирали пищевыми благовониями и благоуханиями из корений трав и плодов экзотов, отчего и сам Ноель страстно эту Стрину желал, и оттого нисколько не медля брал и овладевав ею без оглядки на этикет, перед самой упаковкой девушки в кремы и конфитюры.
Вот почему Стрина, даже преображенная гастрономическими изысками Ноеля, сохраняла в себе терпкий запах Ноелевого пристрастия, а домогательствам Ноеля нищенка уступала легко, и министру наказаний оставалось только неистовствовать.
…Однако и сам министр на десерт был не прочь овладевать сладкоголосой и сладкотелой певуньей под её полуобморочные страстные стоны. После этого она ему естественно пела, после чего и иным-прочим желающим из числа на обед приглашенных позволялось потреблять столь пикантный стрип-торт соразмерно их обеденным аппетитом.
Сам же министр наказаний долго негодовал, получая ежедневные рапорты от фискалов-кухмейстеров о дообеденных проделках сладкой парочки: Ноеля со Стриной, пока наконец не убрал их обоих собственной директивой со своих набыченных глаз – и ненавистного ему ресторатора, и столь сердобольно уступчивую ему шалунью с голосом нежной сирены и запахом мускуса от жарких соитий с Ноелем...
…С тех пор и писал Ноель казенные ревизорские сказки по периметру необъятных имперских границ, и повсюду за ним неотвязно следовала красотка-нищенка в красном дорожном платье, собиравшая подаяние под восторженный рёв провинциальной толпы, всякий раз восхищавшейся её пленительным пением.
Так вот изгнанники и привыкли к своей новой жизни – этой постоянной полосе препятствий и неудач, и научились вполне сносно преодолевать обрушившиеся на них неприятности.
…Однако жили они теперь только после её бесконечно светлых концертов и его одинаково нудных отчётов, после иных из которых ставил он наконец густым шоколадным кремом последнюю точку на роскошных задницах сытых гарнизонных шеф-поварих – аппетитных и ладных, и отсылал их по привычке к обеденному столу самого министра всех наказаний, столь любившего подобный кулинарный изыск.
За это Министр даже представил Ноеля к ордену Подобострастия Третьей Степени, но строптивый и гордый Ноель от ордена отказался, за что и угодил в караульные на самую оконечность отдалённой южной границы.
До тех пор Стрина и Ноель свои общие ночи проводили в любви в маленьких приграничных отелях, где за окнами кричали совы и ухали филины, где контрабандисты считали их за поведенных – ведь на границе следовало заниматься не сексом, а контрабандой, и пить не мускусный секрет друг у дружки, а горный с горчинкой ром, а уж если и предаваться разврату, то в обществе высланных со столицы громовидных фридам, при которых не принято было стеснять пылко-похотливую плоть и стесняться своих мерзко-резких манер.