Он нежно смотрел на Лотти. Он никогда не испытывал подобного чувства к своим сыновьям. Дикон был слишком эгоистичным; он не был человеком, которому присущи сентиментальные привязанности. Поэтому и его страстная любовь к моей матери была такой удивительной; и это еще больше поражало тем, что свою привязанность он не делил ни с кем.
— О да, — продолжал он, — Шарло нашел свое место под луной и его тень Луи-Шарль тоже. Когда эта глупая война кончится, когда кровожадные граждане Республики утихомирятся, когда спокойствие воцарится во Франции и все вернется на круги своя, тогда, Лотти, моя любовь, мы нанесем визит во Францию. Нас любезно примет месье генерал, украшенный всеми заслуженными медалями… и ты будешь очень гордиться им.
— Дикон, ты фантазер. Но ты прав. Он знает, как себя вести.
Суп убрали и поставили ростбиф.
— Ростбиф старой Англии! — сказал Джонатан. — Ничего нет подобного ему. — Он придвинулся немного ближе ко мне. — Среди прочего…
— Долгое отсутствие в стране помогает лучше оценить ее, — прокомментировал Дикон.
Тетя Софи плохо говорила по-английски, и разговор за столом велся наполовину на английском, наполовину на французском языках. Французский Джонатана был такой же, как у его отца, очень англизированный.
— Удивляюсь, как тебе удалось все это пройти, — сказала я.
Он приложил пальцы к губам, и моя мать сказала, смеясь:
Ты думаешь, что Джонатан не смог справиться с языком? Он преодолел эту трудность. Он такой же, как и его отец.
Джонатан и Дикон посмотрели друг на друга и рассмеялись. Между ними было взаимопонимание, чего не было между Диконом и Дэвидом. Я думаю, это происходило из-за их сходства.
— Надеюсь, тебе будет удобно в детской, — обратился Дэвид к Софи.
Он хорошо понимал по-французски и говорил на нем достаточно хорошо, но из-за акцента и интонации было немного трудно понимать его. Я мечтала, что теперь, когда тетя Софи с нами, он это исправит. Я снисходительно улыбнулась. Он захочет упражняться во французском со мной. Это было типично для него. Он всегда хотел совершенствоваться в любых интеллектуальных занятиях. Джонатан был такой же, но только в отношении того, что его интересовало; таким образом, они в чем-то были похожи. Джонатан, однако, никогда не занимался такими вещами, как совершенствование в языке.
— Да, спасибо, — сказала Софи. — Эти комнаты подойдут мне.
Она любила уединение. Я поняла, что она имеет в виду. Детская была отделена от всего остального дома, так же как ее покои в Шато Обинье, и ее самое большое желание было жить отдельно от всей семьи. Думаю, она всегда специально показывала мне, что отличается от других.
— Возможно, это временно, — продолжала она.
— Временно?! — воскликнула я. — О, тетя Софи, ты думаешь недолго пробыть в Англии?
— Нет. Я должна остаться здесь. Для меня или для Жанны нет места во Франции. Мы знаем это. — Она взглянула на Джонатана. — О, я благодарна… очень благодарна. Мы не могли продолжать так жить. Было просто необходимо уехать, и мы никогда не смогли бы сделать этого, если бы не отвага месье Джонатана, твоего брата и Луи-Шарля.
Джонатан наклонил голову.
— Они были очень умны… очень изобретательны. Жанна и я будем всегда благодарными.
Но мы не бедны. Ты удивлена, Клодина? Но мы далеко не бедны. Жанна очень умна. Мы привезли из Франции состояние.
— Состояние! — вскричала я.
Все взгляды устремились на Софи.
На ее щеках появился слабый румянец. Она сказала:
— Жанна очень предусмотрительна. Она все предвидела. Задолго до того, как началась революция, она начала собирать драгоценности в одном месте… пряча их. Она прекрасная портниха и зашивала их в нашу одежду… кольца, броши, подвески… все драгоценные камни, которые достались мне в наследство от моей матери… драгоценности, которыми владела семья в течение многих поколений. Они очень дорогие. Теперь они здесь в безопасности. Месье Дикон видел их. Месье Джонатан тоже. Они уверили меня, что их достаточно, чтобы жить в комфорте… всю оставшуюся жизнь.
— Это замечательно! — закричала я. — Умница, умница Жанна!
— Она более, чем умна, — сказала матушка со слезами в глазах. — Она добрая женщина.
— Дорогая мачеха, — небрежно сказал Джонатан, — ты говоришь так, как будто добрая женщина — что-то необычное.
— Такие добрые и самоотверженные люди, как Жанна, очень редко встречаются, — сказала моя мать.
— Дэвид, ну разве это не замечательно? — сказала я.
— Должно быть, вы очень рисковали, — заметил Дэвид, — не только выбираясь из Франции, но и перевозя с собой состояние.
— Я люблю рисковать, — сказал Джонатан. — Ты знаешь это, брат.
— Но такой риск!
Дикон смотрел на своего сына с одобрением. Он тоже любил риск и тоже привез бы это состояние из Франции.
— Я куплю дом, — сказала Софи.
— Это будет не трудно, — вставила я.
— Где-нибудь поблизости, возможно. Ни я, ни Жанна не говорим хорошо по-английски, и будем чувствовать себя безопаснее под защитой Эверсли.
— Это замечательная идея! — закричала я. — Тогда мы сможем часто навещать друг друга. Если ты пригласишь нас…
Она нежно посмотрела на меня.
— Прошу тебя навещать меня, Клодина, — сказала она.
— Ну вот, моя дорогая, — сказал Джонатан, опять дотрагиваясь до моей руки, — ты удостоена такой чести.
— Мы все будем приходить к тебе, — сказала моя мать.
— Есть ли поблизости какие-нибудь дома? — спросила Софи.
— Два ближайших — Грассленд и Эндерби. Грассленд занят, но Эндерби пустует, — сказала я.
— Эндерби! — закричала моя мать. — Клодина, не стоит предлагать Эндерби!
— Я только сказала, что он пустует.
— Это ужасный дом, — сказала моя мать.
Только лишь из-за кустов, которые выросли вокруг него, — вставил Дэвид.
— У него плохая репутация, — возразила матушка. Дикон и Джонатан рассмеялись.
— Это твои причуды, Лотти, — сказал Дикон.
— Нет. Я думаю, по отношению к этому дому слухи верны.
— Он продается? — спросила Софи.
— Уверена в этом, — ответила я.