Несмотря на его бодрый тон, Долли заметила в глазах Дика боль и одиночество. Да, теперь ей понятно, почему он до сих пор бродит по свету. Ей вдруг нестерпимо захотелось обнять его, пожалеть и успокоить. Но она все время помнила о том, что необходимо держать себя в руках: ведь такие моменты особенно опасны. Пора признать неопровержимый факт, который хотелось не замечать. Она мечтала о легком романтическом приключении, а вместо этого безнадежно влюбилась…
— Ну, довольно болтать об ушедшей юности! — заявил Флеминг и подошел к окну. На его губах заиграла довольная улыбка. — Все еще льет. — Он повернулся к гостье. — Прости, у меня нет записи «Голубого блюза».
Ах, да! Это та самая песня, под которую они танцевали в тот вечер на террасе! Повинуясь внезапному порыву, Дик принялся напевать низким мелодичным голосом, затем протянул руки к Долли, и она, не раздумывая, подошла и положила руки ему на плечи. Они медленно поплыли в танце, озаряемые светом живого огня.
Дик потерся носом о ее ухо, бережно поцеловал в шею. Долли стало щекотно и весело. Она вдруг почувствовала легкость, которую прежде ощущала при общении с Диком, — тогда, сто лет назад, когда он еще не знал, что у нее трое детей…
Дик остановился возле дивана и посмотрел ей в глаза.
— Долли, милая, это сильнее нас! Неужели ты до сих пор не поняла?
Они сели рядом на мягкое сиденье, Дик осторожно положил ее голову к себе на плечо. Долли вздохнула, и этот звук рассказал о ее чувствах полнее всяких слов. Как хорошо, думала она, сидеть вот так рядом с любимым, чувствовать тепло его руки на своем плече, слушать вой ветра, шум дождя… Она так давно, так часто мечтала об этом!
— Смотри, как мечутся языки пламени, — прошептал Дик. — Да ты и сама как огонь, милая, такая же искрящаяся и непостоянная, как пламя. Ты так же ярко освещаешь мою жизнь!
Долли обернулась к нему и встретила такое обожание и томление в его взгляде, какого до сих пор ей еще не приходилось видеть. Губы приоткрылись, и тогда Дик сжал ее щеки в ладонях и поцеловал в эти приоткрытые губы. Ей захотелось, чтобы этот обжигающий поцелуй не кончался никогда…
Эти горячие губы лишили Долли последней внутренней опоры, воля ее ослабла, тело стало мягким и податливым. Она обняла Дика за плечи. Он медленно откинулся назад и, не выпуская возлюбленную из тесных объятий, опустил спинку дивана вниз. Их губы опять встретились, и у Долли закружилась голова от запаха кожи мужчины, смешавшегося с тонким смолистым ароматом веток сосны, потрескивающих в камине.
Дик на мгновение оторвался от Долли, взглянул ей в глаза и низким хриплым голосом прошептал:
— Ночь за ночью на далеком забытом богом острове я, одинокий, мечтал о женщине. Я знал только, что она прекрасна, но не мог представить себе ее лицо. То, что сейчас происходит с нами, когда ты, дорогая, лежишь в моих объятиях, превосходит все мои самые смелые мечты. Но главное — я теперь точно знаю, что за лицо было у той женщины. Твое, Долли! Твое единственное лицо! Ты первая, кому удалось проникнуть в мое сердце. Ты моя покорительница, Зеленая Веточка!
— А ты мой странник, подаренный морем. Никто еще не говорил мне таких слов, не смотрел на меня с такой страстью, так нежно…
— Милая, ты — чудо…
Он целовал ее снова и снова, и Долли больше не слышала ни шума дождя за окном, ни потрескивания дров в камине. Весь мир, казалось, перестал существовать для нее — были только она и рыцарь ее грез. Прежде ей казалось, что такое полное единение душ существует лишь в сказках и снах. Но ведь он и пришел к ней из сна! Теперь Долли страстно хотелось одного: чтобы и тела их слились так же, как души. Поцелуи Дика становились все жарче, из глубины ее тела поднималась и росла волна ответного желания. Он расстегнул ее блузку, и она, не раздумывая, на ощупь отыскав пуговицы на его рубашке, расстегнула их. И блузка, и рубашка, а за ними его коричневые брюки и ее цветастая юбка — все беззвучно упало на толстый бежевый ковер.
Долли нежно провела рукой по гладкой мускулистой спине возлюбленного, по его плечам и ключицам. Дик запрокинул голову, и она кончиками пальцев дотронулась до его носа, едва касаясь, провела ими по переносице, обвела абрис его полных и чувственных губ. В красноватом отблеске пламени глаза Дика сверкали такой неутолимой страстью, что у нее перехватило дыхание. Что это? Игра? Наслаждение? Счастье? Или… любовь?
Он вновь припал ко рту любимой, но, движимый бешеным желанием, стал целовать ее всю. Она с наслаждением возвращала ему поцелуи. Он шептал ей нежные слова, давал ласковые прозвища, снова и снова повторял ее имя. Казалось, эти волшебные слова идут из самых потаенных глубин его души.