— Ты можешь подождать меня здесь?
— Исчезни, — огрызнулась Ева. Голос у нее был хриплый, неприязненный.
— Зачем ты это делаешь?
— Заткнись!
— Ты дождешься меня? Я ненадолго, а потом пойдем домой. Хорошо?
Ева не ответила. Сидела опустив голову и тупо смотрела в окно.
— Я скоро вернусь, — повторил он.
— Не уходи, — попросила она, и голос ее смягчился. — Почему ты все время уходишь?
— Что случилось? — спросил он.
— Что случилось?! — взорвалась Ева. — А то! Все! Чертова жизнь! Вот что — эта чертова жизнь! Все дело в этой жизни! Я не знаю, зачем она нужна. Я не знаю, зачем надо жить. Зачем?! Зачем?
— Ева, всё…
— Боже, как мне ее не хватает, — вздохнула она.
Эрленд обнял дочь.
— Каждый день, когда я просыпаюсь и когда ложусь спать, я думаю о ней. Каждый божий день. И о том, что я с ней сотворила.
— Это хорошо, — ответил Эрленд. — Ты должна думать о ней каждый день.
— Но это так тяжело, и отсюда никак не выпутаться. Никогда! Что мне делать? Что тут вообще можно сделать?
— Не забывай ее. Думай о ней. Всегда. Таким образом она тебе помогает.
— Боже, как же она мне нужна! Что я за человек такой? Каким чудовищем надо быть, чтобы так обойтись с собственным малышом?
— Ева!
Эрленд обнял ее крепче, и она прижалась к нему. Так они и сидели на краешке кровати, а снег тем временем тихо укутывал город.
Просидев так довольно долго, Эрленд шепнул Еве, чтобы она подождала его в номере. Он заберет ее, и они пойдут домой встречать Рождество. Эрленд посмотрел дочери в глаза. Ева, успокоившись, кивнула.
И вот теперь он стоял в дверях номера этажом ниже и следил за ловкими движениями Осп, но не мог отбросить мысли о Еве. Эрленд понимал, что нужно как можно скорее забрать ее и пойти домой, быть рядом с ней и отпраздновать вместе Рождество.
— Мы поговорили со Стеффи, — ответил он, проходя в номер. — Ее зовут Стефания, и она сестра Гудлауга.
Осп вышла из ванной:
— И она все отрицает, или как?..
— Нет, она ничего не отрицает, — сказал Эрленд. — Она признает свою вину и пытается понять, что сбило ее с пути, когда и почему. Она не очень хорошо себя чувствует, но хочет разобраться в себе. Трудная задача, поскольку исправлять ошибки уже поздно.
— Так она призналась?
— Да, — подтвердил Эрленд. — В общем и целом. По большому счету. Она сознается не напрямую, но все же признает долю своей вины в произошедшей трагедии.
— По большому счету? Что это значит?
Осп прошла мимо Эрленда в коридор, чтобы взять моющие средства и тряпку, и снова скрылась в ванной. Эрленд прошелся по номеру, наблюдая за тем, как девушка приводит комнату в порядок, так же как он делал раньше, когда преступление еще не было раскрыто и они общались почти по-дружески.
— Собственно, она призналась во всем, — объяснил Эрленд, — кроме убийства. Это единственное, что она не хочет брать на себя.
Осп побрызгала спреем на зеркало в ванной и тут же принялась его тереть.
— Но ведь мой брат видел ее, — напомнила она. — Он видел, как она набросилась на Гулли. Она не может отрицать этого. Не может отрицать того, что была там.
— Да, — согласился Эрленд. — Она была в подвале, когда Гудлауг умирал. Только это не она зарезала его.
— Как так? Ведь Рейнир все видел, — удивилась Осп. — Она не может отпираться.
— Сколько вы им должны?
— Должна?
— Большую сумму?
— Кому должна? О чем вы?
Осп терла зеркало, точно это был вопрос жизни и смерти, как будто, если она остановится, все будет кончено, маска слетит и ей придется сдаться. Так что она продолжала брызгать спреем и полировать зеркало, избегая смотреть себе в глаза.
Эрленд наблюдал за ней, и ему на ум пришла фраза из книги, которую он однажды читал о несчастных бедняках прошлых времен: «Она была выродком этого мира».
— Мою коллегу зовут Элинборг, и она только что навела справки о вас в Службе помощи жертвам, — сказал Эрленд. — Жертвам насилия. Это случилось примерно полгода назад. Их было трое. Вы оказались в хижине около Красного озера[25]. Больше вы ничего не рассказали. Только утверждали, что они вам незнакомы, что они схватили вас в пятницу вечером во время прогулки по центру города, привезли в эту лачугу и там по очереди надругались над вами.
Осп продолжала тереть зеркало, и Эрленд не видел, произвели ли его слова какое-нибудь впечатление.
— Вы так и не сообщили, кто это был, и отказались подавать заявление.
Осп не отвечала.