Дальше они шли в молчанье. Гонец с черными ботинками, с новенькими черными ботинками, болтавшимися в его левой руке, шел, словно человек с мертвой ногой, обходя лужи и перепрыгивая ореховую скорлупу, разбросанную по земле, чтобы земля стала лучше. Другой же гонец не утратил связи с землей, он шел по лужам, ступал по колким скорлупкам ореха.
Они шли в молчанье, меж ними было молчанье. Неожиданно гонец с черными ботинками остановился и остановил товарища.
— Твои слова — правда, но у них нет тени, — прошептал он.
— Может быть, сейчас они и бессильны что-нибудь сделать, но они могут стать силой прежде, чем кончится наше время или время наших детей.
— Так не надо сейчас ни о чем говорить. Давай эти речи оставим на время наших детей. Мы только зря тратим дыханье.
— Ты думаешь, Около первый, у кого в сердце выросли эти слова? Нет. Ты пытаешься убить в себе эти слова, и в то же время во многих эти слова рождаются. Никто не может устоять перед силой слова. Около сказал свое слово. Я скажу свое слово, когда придет время, и другие скажут за мной, и тогда наши слова станут сильней урагана, и Изонго пошатнется и упадет, как подсеченный тростник.
— Эти слова — не твои слова. Их сказал отец отца твоего отца. Говорят, что он знал все, — сказал гонец с черными ботинками и молча пошел дальше. — Ничего мы не можем, ничего! — вырвалось из его рта после молчанья. — В наших словах нет силы.
— В наших словах будет сила, когда мы скажем их вслух. Посмотрим, что будет, когда придет время, подождем. У Около нет жены, нет детей, а отец и мать его умерли. Ему не о ком думать. А мы подождем. Когда придет время, мы тоже лишимся работы. Наши дети будут знать корень дела и прокормят своих матерей.
— Но ты же знаешь, что будет с Около, если он возвратится.
— Давай помолчим. В наши сердца вошел дурной дух.
Они шагали, и меж ними было молчанье. Одного за другим они обошли всех Старейшин и передали им приглашение.
В то время как гонцы обходили Старейшин, в темной-темной хижине за краем деревни Туэре и уродец Укуле обсуждали новости в мерцанье тлевших углей, озарявших только их лица.
— Но в чем корень этого празднества? — спросила Туэре.
— Лишь в том, что Изонго хочет купить сердца всех людей. Однако медленно-медленно под землей происходят события.
— Какие? — встрепенулась Туэре.
— Ты знаешь гонцов?
— Да.
— Высокого, сына того, кто был сыном сына мудрого Бумо?
— Да рассказывай.
— Слова Около выросли в его сердце.
— Откуда ты знаешь?
— Они меня не видали, но я их слыхал.
— О чем же они говорили?
— Этого высокого зовут Тири.
— Да, я знаю.
— Так вот, я тебе всегда говорил, что Тири непохож на других.
— Да. Что он сказал?
— Он сказал, что деньги, которые платит Изонго, дурные деньги и что он, подобно Около, скажет вслух свое слово. Только для этого еще не настало время.
— Еще что?
— Больше ничего. Они могли меня увидеть, поэтому я вошел в дом и ничего больше не слышал.
Наступило молчанье, Туэре смотрела со всею силой своей тени на угли, в которых теплился дух пламени. Она смотрела на угли со всей силой своей тени, а уродец Укуле смотрел на ее лицо взглядом прямым, как стрела.
— Если бы только Около дождался урочного часа, — прошептала Туэре тлеющим углям.
— Да, это все равно что рыть ямс, не дождавшись поры урожая, — сказал уродец Укуле.
— Да, но, прежде чем посадить ямс, нужно собрать и сберечь ямс прошлого урожая. Именно это делает Около. Пусть же созревшие слова пустят корни. Лишь об этом молю я Войенги. И я ничего не боюсь, ибо, что бы они ни сделали со мной и Около, их это не спасет, не спасет!
Так говорили Туэре и уродец Укуле, говорили всем сердцем, всей силой тени, говорили слова и слова перед тлевшими углями, в которых теплился дух пламени; они искали ответа, высказывали пожелания, молились, чтобы Войенги, создательница всего, дала силу словам Около до возвращенья Около, ибо знали, что он возвратится в Амату, потому что здесь зарыта его пуповина.
7
Когда Старейшины один за другим пришли к дому Изонго и расселись вокруг Изонго, тогда Изонго стал называть их хвалебными именами, как это обычно бывает перед обсуждением чего-то важного.
Изонго: «Один Человек — Одно Лицо!»
Первый Старейшина: «Да! У двух людей не бывает одно и то же лицо, у двух людей не бывает одно и то же сердце. Как звать тебя?»
Изонго: «Ты спрашиваешь меня? Я — Молния!»
Первый Старейшина: «Молния!»