17 октября. Наполеон лежал на диване, перед ним стояла чашка с куриным бульоном. Заметно, что он находится в подавленном состоянии. Маршан рассказал мне, что он чувствовал себя утром очень плохо и был вынужден растирать виски и лоб одеколоном. Когда я стал расспрашивать о состоянии его здоровья, он не стал мне отвечать.
18 октября. Наполеон принимает ванну. По-прежнему продолжает упорно отказываться говорить со мной по поводу своего здоровья. Сказал мне, что заметил, как я регулярно каждый вторник и каждую субботу отправлялся в «Колониальный дом». Если бы не то доверие, которое он испытывает ко мне, то в ту же минуту, когда он заметил это, он бы отказался от моих услуг; так как регулярность периодов моего отсутствия свидетельствовала о том, что я отправлялся в «Колониальный дом» по приказу губернатора.
«В действительности, — продолжал он, — всё дело заключается в том, что это лишь хитроумная махинация, чтобы лишить меня медицинской помощи и ускорить мой конец; поскольку было хорошо известно, что, как только я это выясню, то не подчинюсь этому, так же как и любой другой человек чести этому не подчинится. Но у этого человека отсутствуют нравственные устои и он лишён чувств. Он привык иметь дело с дезертирами и заключёнными; природа создала его лишь для того, чтобы быть надзирателем преступников. Я не стану радовать его сердце описаниями моей болезни для того, чтобы он мог упиваться своей злобой, высчитывая, как долго я ещё буду страдать до начала финальной агонии. Вы можете сообщить ему, что я прекрасно понимаю его стремление лишить меня всякой медицинской помощи и, благодаря этому, скорее приблизить свой конец, который он так тщательно планирует. Объясните ему, что я не столь высоко ценю собственную жизнь, чтобы позволить моему врачу стать шпионом. Скажите ему, что я заявил, что он ставит цель лишить меня доверия к вам и превратить вас в шпиона или, по крайней мере, заставить меня подозревать вас в том, что вы подосланы ко мне в качестве шпиона. На самом же деле, — продолжал Наполеон, — если бы не то доверие, которое я испытываю к вам благодаря характеристике, данной вам капитаном Мэтлендом, и моим личным наблюдениям, поведение этого губернатора уже давно бы заставило меня сообщить вам, что я более не нуждаюсь в ваших услугах».
В «Колониальном доме» частично передал сэру Хадсону Лоу вышеупомянутые высказывания Наполеона. После некоторого колебания сэр Хадсон Лоу поручил мне сообщить Наполеону, что в будущем от меня не будут требовать составления бюллетеней о состоянии здоровья Наполеона. В том же случае, если «Колониальный дом» попросит такой бюллетень, то сначала он будет представлен Наполеону для ознакомления.
Далее губернатор заговорил со мной о том разрешении, которое сэр Джордж Кокбэрн дал французам направлять запечатанные письма лицам, проживающим на острове. Его превосходительство утверждал, что сэр Джордж Кокбэрн никогда не санкционировал подобную практику, что он всего лишь терпимо относился к ней. В целом же, по мнению сэра Хадсона Лоу, сэр Джордж Кокбэрн во многих отношениях значительно превысил свои полномочия.
19 октября. Сообщил Наполеону ответ губернатора. После того как я заверил Наполеона в том, что не буду направлять никаких бюллетеней о состоянии его здоровья прежде, чем покажу их ему, Наполеон вновь заговорил со мной о своей болезни. Его всё время не отпускает тупая боль и неприятные ощущения в правом боку; у него резко снизился аппетит; его ноги по-прежнему опухают, особенно это чувствуется ближе к вечеру; иногда его не отпускает тошнота; его мучает бессонница и т. д. В его поведении очевидна определённая доля некоего внутреннего беспокойства и налёт меланхолического настроения, возможно, вызванного его заболеванием и усиленного, может быть, информацией из последних газет, присланных ему сэром Хадсоном Лоу, о решении союзных держав отказать его сыну в преемственности на герцогство Пармское.