2 ноября. Увидел Наполеона, склонившегося на диване над грудой газет, лежавших перед ним, и державшего в руке табакерку с нюхательным табаком[55]. Он выглядел очень меланхоличным. Он явно пребывал в плохом настроении. После обычных расспросов о состоянии его здоровья, я самым настоятельным образом, насколько это было в моих силах, дал ему необходимые рекомендации, особенно посоветовав совершать верховые прогулки. Он ответил, что не испытывает никакого доверия к губернатору, который, а в этом Наполеон уверен, найдёт какой-нибудь предлог, чтобы оскорбить его, или выступит с клеветническими заявлениями прежде, чем он совершит хотя бы четыре прогулки. «Это письмо, — продолжал Наполеон, — которое вы видели вчера у Бертрана, поступило от губернатора. В письмо была вложена газета со статьёй, которая сообщала, что мой сын лишен права наследования герцогства Пармского. Эта новость от любого другого лица ничего не будет значить. Но поскольку губернатор неизменно оставляет у себя все новости, которые могут быть для меня приятными, и направляет мне те, которые наносят рану моим чувствам, то легко понять те мотивы, которыми он руководствуется.
Вы же видите, — добавил он, повысив голос, — что он и минуты не терял, направляя мне эти новости. Я всегда был готов ожидать нечто в этом роде от этих негодяев, которые входят в состав членов конференции. Они боятся принца, который выбран самим народом. Однако вы, тем не менее, можете заметить громадные перемены; а именно то, что они готовы продолжать предоставлять ему хорошее образование, и то, что они не убивают его. Если они огрубят его скверным образованием, то тогда остаётся мало надежды. Что касается меня, то можно считать меня уже мертвецом, я уже нахожусь в могиле. Я уверен, что вскоре я прекращу своё существование. Я чувствую, что мой организм борется, но его хватит ненадолго.
Я, — добавил он, — мог бы выслушать известие о смерти жены, сына или всей моей семьи, не изменив выражения лица. На моём лице нельзя было бы заметить и малейшего признака повышенной эмоции. Я показался бы безразличным и равнодушным. Но когда я нахожусь один в комнате, тогда я страдаю, тогда чувства мужчины вырываются наружу.
Я полагаю, — добавил он, — что Моншеню очень обрадовался, услыхав о моей болезни. По каким каналам он посылает свои письма во Францию?»
Я ответил, что он посылает их через губернатора и лорда Батхерста. «Тогда все они не запечатаны и прочитываются в Лондоне вашими министрами». Я ответил, что нахожусь в неведении относительно того, прибегают они или нет к подобной практике. Наполеон пояснил, «это потому, что вы никогда не занимали такого положения, которое позволяло бы знать что-либо об этом. Скажу вам, что вся дипломатическая корреспонденция, включая депеши послов, проходящая через почтовое ведомство, вскрывается. Отто сообщил мне, что, когда он служил в Лондоне, он установил это как несомненный факт».
Я сказал, что я слышал, что во всех странах континента официальные письма вскрываются. «Конечно, они вскрываются, — подтвердил Наполеон, — но эти страны не имеют наглости отрицать этого, как это делают ваши министры, хотя подобная практика нигде не осуществляется в таких масштабах, как в вашей стране. Во Франции, — продолжал император, — был установлен порядок, при котором все письма, отправленные послами, другими представителями дипломатического корпуса, лицами их обслуживающего персонала и всеми лицами, имеющими отношение к дипломатической службе, перенаправлялись в секретное отделение почтового ведомства в Париже, независимо от того, из какой части Франции эти письма отправлялись. Все письма и депеши в иностранные императорские и королевские дворы и их министрам подобным же образом направлялись в это ведомство, где они вскрывались и дешифровывались. Авторы этих писем и депеш иногда использовали несколько различных шифров, к которым прибегали не более десяти раз, для того чтобы скрыть их содержание. Это, однако, помогало мало, так как для того чтобы дешифровать самые хитроумные и трудные шифры, необходимо было получить в своё распоряжение пятьдесят страниц с использованием одного и того же шифра, что, учитывая обширность корреспонденции, было несложным и довольно быстрым делом.
Агенты, занятые дешифровкой, были настолько искусными в своём деле и так быстро читали чужие шифры, что под конец за раскрытие дешифровки нового шрифта им платили всего пятьдесят луидоров. Полиция почтового ведомства вознаграждалась подобным же образом за то, что, вскрывая все письма, адресованные дипломатическому персоналу, она получала возможность изучать корреспондентов, к которым направлялись эти письма. Послы подозревали, что что-то неладное происходит с их корреспонденцией, и, чтобы предотвратить это, они обычно меняли свои шифры каждые три месяца. Но это приносило им лишь дополнительные заботы. Иногда они посылали свои письма в городские почтовые отделения за несколько миль от места своего проживания, считая, что поступают очень хитро, не подозревая о введённом мною порядке, о котором я вам рассказал. Послы менее крупных держав, таких как Дания, Швеция и даже Пруссия, из-за своей жадности, чтобы не тратить деньги на курьеров, обычно посылали свои депеши в зашифрованном виде непосредственно в почтовые отделения, где их вскрывали и расшифровывали.
55
Утверждалось, что Наполеон потреблял нюхательный табак в таком неумеренном количестве, что имел привычку набивать им все карманы своего жилета, так как ни одна из его табакерок не могла вместить необходимое для него количество табака. Читатель может сам сформировать свое мнение по поводу правдивости этого утверждения, если я приведу тот факт, что только двенадцать фунтов единственного сорта табака, которым пользовался Наполеон, были привезены Маршаном из Парижа в июле 1815 года. Более половины этого количества оставалось, когда я покинул остров Святой Елены в июле 1818 года.