Когда армия переправилась через реку Зале, то она должна была отдохнуть, чтобы восстановить силы ввиду крайней усталости и получить из Эрфурта боеприпасы и другие предметы снабжения. Однако в это время прибыли разведывательные сведения о том, что австро-баварская армия под командованием Вреде форсированным маршем вышла к реке Майн. Возникла необходимость выступить против этой армии. Вреде был отброшен от его позиций у Ганау, его армия была полностью разбита, а сам Вреде был ранен. После этого во Франкфурте начались переговоры о заключении мира. Союзники предлагали заключить мир при условии, что я откажусь от протектората над Рейнским союзом, над Польшей и от провинций Эльбы, но что Франция должна быть сохранена в её границах, проходящих по Альпам и по Рейну. Эти условия были приняты в качестве основы для мирного договора. Однако переговоры во Франкфурте, подобно другим, оказались обманом, так как в ту минуту, когда выдвигались эти миротворческие предложения, союзники нарушили нейтралитет Швейцарии, вторгнувшись в неё большими силами. Уже потом, в Шатильоне, союзники представили свой ультиматум, в соответствии с которым они потребовали, чтобы территория Франции была сокращена до границ, существовавших в 1792 году. Это требование союзников я решительно отверг. Если бы не последовавшие предательства Талейрана, Мармона и Ожеро, союзникам не удалось бы силой посадить на французский трон проклинаемую народом семью, против которой страна сражалась на протяжении двадцати пяти лет, и Франция никогда бы не испытывала унижения при виде короля, сидящего на французском троне и имевшего низость открыто заявить, что он обязан этим принцу-регенту Англии».
28 марта. Сэр Хадсон Лоу прислал в Лонгвуд 12 марта двадцать семь томов книг и сегодня ещё семь томов, а также несколько номеров газеты «Письма Нормандии и Шампенуа».
Со времени прибытия на остров Святой Елены корабля «Фаэтон» в 1816 году эти посылки составили весь запас книг и брошюр, присланных в Лонгвуд министрами его величества[68]. В связи с этим Наполеон заявил: «Это такая подлость, на которую, я думаю, был способен сам лорд Батхерст».
Некоторое время существовало правило[69], что все капитаны торговых кораблей, прибывающих на остров Святой Елены, обязаны представлять сэру Хадсону Лоу список находившихся на корабле книг, брошюр, газет и других печатных материалов. Те печатные материалы, которые имели политическую окраску, должны были специально отсылаться сэру Хадсону Лоу под предлогом, что они будут передаваться в Лонгвуд. Однако в Лонгвуд никакие книги такого рода не поступали, кроме нескольких экземпляров газет. Его превосходительство и члены его штаба с особым рвением охотились за газетой «Эдинбургское Ревью».
4 апреля. Несколько дней назад произошло событие, которое пролило в какой-то степени свет на те мотивы, которые побудили губернатора обязать меня являться в «Колониальный дом» дважды в неделю. Один из иностранцев, проживающих на острове, сообщил графу Монтолону, что полномочные представители видели отчёт о состоянии здоровья Наполеона в бюллетене, составленный именно в этот день. Граф Монтолон, зная, что в этот день мною никакой бюллетень не составлялся, попросил объяснений у иностранца. Иностранец всё объяснил. Как выяснилось, эти составленные тайком бюллетени принадлежали перу человека, который никогда не видел Наполеона и который, соответственно, не мог быть судьёй состояния его здоровья. Эти фиктивные отчёты направлялись из «Колониального дома» полномочным представителям для последующей их пересылки в соответствующие королевские и императорские дворы Европы. Насколько я понимаю, каждый добросовестный читатель будет придерживаться того мнения, что подобные отчёты следовало показывать мне, поскольку я был единственным врачом, который обследовал пациента, и, соответственно, единственной персоной, которая была способна судить о правильности изложенных фактов в так называемых бюллетенях[70].
10 апреля. Сэр Хадсон Лоу, не сумев добиться положительного рассмотрения своего заявления, которое он послал в Лондон, о моём отзыве с острова Святой Елены, прибегнул к уловке, которая обеспечила ему успех. Сегодня он приказал сэру Томасу Риду написать письмо, в котором он сообщил мне, что мне запрещается покидать Лонгвуд, если для этого я не получу мотивированного задания. Из этого запрещения явствовало, что губернатор предписывал мне подчиняться ограничениям, даже более деспотичным и обременительным, чем те, которые он ввёл для французов. Ибо, заточая меня в Лонгвуде в границах огороженной территории, куда никому не разрешалось входить без специального пропуска, он тем самым лишал меня английского общества. В то же самое время он запрещал мне любые контакты, даже с французами, за исключением тех, которые относились к моей профессиональной деятельности[71]. Как только я получил это письмо, я сразу же отправился в коттедж «Брайерс» с намерением изложить всё дело адмиралу Плэмпину, который, однако, через своего секретаря передал мне, что не примет меня. Тогда я написал письмо сэру Хадсону Лоу о моей отставке и другое письмо графу Бертрану, объясняя свое решение, которое я был вынужден принять, а также мотивы, вынудившие меня принять это решение.
68
Г-н Гулбуэн обещал графу Лас-Казу по возвращении последнего в Европу, что в Лонгвуд будут посылаться все интересные книги и новые брошюры, а также будет налажена обширная и регулярная посылка французских и английских газет самого различного содержания. Я не могу сказать, выполнил ли своё обещание или нет достойный секретарь. Однако во время моего пребывания в Лонгвуде туда ничего не поступало, за исключением нескольких отдельных по времени номеров «Таймс» и «Курьера» вместе с несколькими беспорядочными, очень устаревшими номерами французских газет. В одном случае, кажется в марте 1817 года, губернатор в качестве большой любезности дал мне на несколько недель «Морнинг Кроникл». Больше такого случая не повторилось.
70
Сэр Хадсон Лоу, когда он более не мог воздержаться от оценки данного дела, пытался принизить значение этого факта, заявив графу Бертрану, что фиктивные бюллетени являлись просто повторением моих бесед с г-ном Бакстером. Если это правда, то зачем тогда их прятали от меня?
71
Едва ли мне необходимо объяснять читателю, что я не мог и не был склонен подчиниться этому деспотическому распоряжению.