— Кстати, Никки, мне очень стыдно, но я ни разу не собралась спросить тебя про твоих родителей. Как они? — спросила Катарин, выходя из спальни и садясь в кресло.
Ник, оторвавшись от своих переживаний, обернулся на звук ее голоса.
— С мамой все хорошо, и с отцом — тоже. Правда, на той неделе он неважно себя чувствовал, но, как мне кажется, ничего серьезного у него нет. Просто возраст. Я уже начинаю свыкаться с мыслью, что ему недолго осталось жить на этом свете. К сожалению, никто из нас не вечен.
— Увы, — улыбнулась Катарин.
Ник задержал взгляд на Катарин и, оглядев ее всю с головы до ног, медленно произнес:
— Ты самая красивая женщина из всех, что мне доводилось встречать.
Катарин смущенно рассмеялась.
— Благодарю, но мы, кажется, отклонились от темы. Мы вроде говорили о…
— …моих родителях, я помню. Послушай, мне бы хотелось, чтобы ты забежала их навестить. Они всегда тебя любили и будут рады повидаться с тобой.
— Мне бы очень этого хотелось. Что, если на следующей неделе?
— Я предупрежу их. Может быть, мы пообедаем все вместе.
Зазвонил телефон, и Катарин вскочила на ноги.
— Да, давай. Должно быть, это Эстел.
Дождавшись третьего звонка, она подняла трубку.
— Алло? Да, проводите ее наверх. Спасибо.
— Разыграем Эстел? — смеясь, предложил Ник.
— Каким образом? — нахмурила брови Катарин.
— Я сейчас иду в спальню, снимаю там куртку и рубашку и выхожу, полуобнаженным, навстречу Эстел. Это произведет на нее…
— Никки, нет!
— Нет, еще того лучше, я, пожалуй, заберусь в постель.
Он поднялся и, снимая на ходу куртку и громко хохоча, направился в сторону спальни.
— Пожалуйста, не надо! — закричала Катарин, подбегая к нему и хватая его за руку. — Завтра об этом будет известно всему городу. Даже если мы сознаемся ей, что это шутка, она все равно не поверит…
— И, как я полагаю, пропечатает нас в своем журнале.
Катарин в ужасе уставилась на него.
— Но что же будет с Карлоттой? Вы же с ней любите друг друга.
— Плевать.
Ник снова надел свою спортивную куртку и, взглянув на Катарин, успел заметить замешательство и смущение в ее глазах. Он порывисто обнял ее и прижал к груди.
— Как я могу любить еще кого-нибудь, когда на свете есть ты. Ты, единственная моя Кэтлин, моя обожаемая Кэйт? — бормотал он, припоминая те уменьшительные имена, которыми он называл ее прежде.
— О, Никки, нет! Мы не должны, мы не имеем права…
Ник почувствовал, как она, несмотря на протестующие возгласы, теснее прижалась к нему.
— Но почему? — требовательно спросил он. — Назови хоть одну серьезную причину.
Раздался стук в дверь, и Катарин нервно рассмеялась.
— Вот и Эстел. Обещай мне вести себя прилично.
— Я постараюсь.
Минуту спустя Эстел Морган уже скакала, как резиновый мячик, по комнате, громко смеясь и приговаривая:
— Николас! Николас! Это грандиозно, просто грандиозно! Как я рада снова вас видеть. О Господи, кажется, вы…
— Нет, — перебила ее Катарин. — Мы — нет. Теперь давай выпьем по бокалу вина на дорогу. — Она взяла Эстел под руку и провела ее к креслам, по дороге тихо сказав: — Мы получили дурную весть.
Катарин рассказала Эстел о случившемся с мужем Франчески, и журналистка погрустнела, придав лицу приличествующее случаю выражение.
— Мне очень жаль. Это ужасно. Как вы оба хорошо знаете, Франческа Эвери не принадлежит к числу людей, которых я обожаю, но я не желаю ей горя. Да, плохие новости, очень плохие. Спасибо, — сказала она Нику, принимая у него бокал с вином.
Как обычно, Эстел распирали всевозможные новости и сплетни из жизни сильных мира сего, и в течение следующего получаса она щедро делилась ими с Катарин и Ником. В девять вечера Ник заявил, что им пора ехать в ресторан.