Микаэла не могла не признаться себе, что визит лавочника имел огромное значение и лично для нее. Всю неделю у нее из головы не выходили подозрительные посещения Салли заведения Лорена Брея. Как мог Салли в этой ситуации ожидать от нее доверия? Значит, не случайно, что он больше не приходит к ней после разговора, состоявшегося в день операции.
Взгляд Микаэлы скользнул к окну. За окном была все та же привычная улица. В их городе редко что менялось. Изменится ли когда-нибудь ее, Микаэлы, жизнь, встретит ли она свое счастье? Она почувствовала, как помимо ее воли на глаза навертываются слезы.
Она отвернулась от окна, взяла стетоскоп и также поднялась наверх, к своей пациентке. Дверь в ее комнату была распахнута, и до слуха Микаэлы долетели обрывки разговора Лорена и Дороти.
— Тридцать лет назад, Дороти, я уже задавал тебе этот вопрос, — говорил лавочник. — Надеюсь, что уж на сей раз ты мне ответишь.
— Все зависит от того, что это за вопрос, Лорен. О чем речь? — Голос миссис Дженнингс звучал уже довольно бодро.
— Я хотел тебя спросить, — сказал мистер Брей, смущенно глядя в пол, — не согласишься ли ты пойти со мной на вечер танцев? — И он, подняв голову, выжидательно взглянул на нее.
— По правде говоря, Лорен, ты выбрал крайне неудачное время, — возразила Дороти. — Ты же видишь, я прикована к постели. О каких танцах можно говорить?
Тут Микаэла вошла в комнату.
— Доктор Майк, вам не составит труда объяснить Лорену положение дел? — попросила пациентка.
— Да мы не будем танцевать, — сказал Лорен. — Просто посидим там, и то хорошо.
Микаэла раздумывала не больше секунды. Скорее всего, Дороти не повредит, если она со своим бывшим возлюбленным пойдет на праздник. На ее здоровье это не отразится, а кое-кому, возможно, будет весьма поучительно увидеть ее рядом с Лореном Бреем.
— Если вы тепло оденетесь и не будете танцевать, — она слегка пожала плечами, — то с точки зрения медицины никаких противопоказаний нет.
— Замечательно! — возликовал лавочник. — Я искренне рад. Значит, до воскресенья! — Он надел шляпу и ушел.
Микаэла присела на край постели и пощупала пульс Дороти. Убедившись, что никаких отклонений от нормы нет, Микаэла поднялась:
— Всего хорошего!
Но Дороти удержала ее:
— Постойте, Микаэла! Мне надо с вами поговорить. Я знаю, вы на меня сердитесь, но зря. Того, что вы думаете, не было.
— А что же я думаю? — изобразила удивление Микаэла.
— Вы думаете, что я воспользовалась вашей доверчивостью вам на зло, — сказала Дороти, не спуская с лица Микаэлы своих светлых глаз. — И вы думаете, что я с Салли… — Она не закончила фразу. — Я, Микаэла, вам друг. И что бы вам ни померещилось, я никогда вас не предам. Поверьте мне!
Теперь Микаэла опустила в раздумье голову, как несколько минут назад Лорен Брей. Ей вспомнился давешний разговор с Колин о размолвке с Беки. И Микаэла дала ей совет — поговорить по душам с подругой, тогда все уладится. Почему же ей самой так трудно следовать этой рекомендации? Обиженному все видится в ином свете!
— Послушайте, Микаэла, — продолжала Дороти, — обо мне вы можете думать, что вам угодно. Только не сомневайтесь в Салли. В его сердце есть место лишь для вас одной. Все, что он делает и думает, подчинено любви к вам. И он не только искренен в своем чувстве не меньше вас, но так же надежен, как вы, и так же готов в любую минуту прийти на помощь. А ведь это важнее всего. Какое значение имеет такой пустяк — танцует он или не танцует? Вы замечательно подходите друг другу.
Микаэла выслушала Дороти, не поднимая головы. Как бы ей хотелось верить ее словам! Они звучали так добросердечно, так искренне! И Дороти просила понимания не для себя, нет, а исключительно для Салли. Разве это не лучшее доказательство ее дружеских намерений?
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы были правы, — ответила Микаэла, поднялась и ушла. Медленно спустилась она по лестнице в смотровую.
Воскресенье неотвратимо приближалось, а от Салли по-прежнему не было никаких известий. Правда, Салли и прежде, случалось, пропадал на несколько дней, а потом неожиданно, без какого-либо предупреждения, появлялся у порога дома Микаэлы, и сейчас она то и дело напоминала себе об этой его особенности, — и тем не менее она все время пребывала в подавленном настроении, побороть которое при всем желании не могла.
Она давно уже решила, что пойдет на праздник танца, пусть одна, но пойдет. И тщательно готовилась к нему в этот вечер — надела самое лучшее из своих платьев, волосы уложила в высокую прическу. Труднее всего было скрыть свое угнетенное состояние от детей, носившихся в величайшем волнении перед домом.