Лили медленно, с наслаждением прожевала кусочек и проглотила его. Под столом Крошка застучала хвостом. Глаза Лили открылись.
— Это… было… невероятно, — выдохнула она. — Просто экстаз.
Шон подтолкнул к ней дымящуюся чашку.
— Кофе?
Она отпила свежезаваренный кофе, который он приготовил, чтобы запивать эклеры.
— Я нашла свое призвание, — призналась Лили. — Мне нужно работать в кондитерской.
— От кофеина ты не заснешь всю ночь.
— Согласна. Нам предстоит съесть еще целую кучу эклеров.
Шон взял себе еще один, другой протянул ей.
— Все–таки вы — это что–то, мисс Робинсон.
Она слизнула крем с уголка губ.
— Правда? Почему?
— Не знаю. Но так и есть.
— Загадка на загадке?
— Ты читаешь мои мысли. Ты не похожа на женщин, которых я знал раньше.
— Что, грудь маловата? Мозгов слишком много?
— Ты не слишком–то высокого мнения обо мне, да? — У него всегда так получалось с женщинами. Если Лили окажется похожа на других, то скоро бросит его. Так все они поступали. Бросали его. Шон не знал, как убедить их остаться, или как заставить себя захотеть, чтобы они остались.
— Ну ладно, — кивнула Лили, — скажи мне сам. Чем я отличаюсь от них?
Шон отогнал от себя тревожные мысли.
— Тем, что прежде чем лечь в постель, мы с ними пили шампанское или текилу. А не кофе с эклерами.
Она облизнула пальцы, один зад другим, намеренно неторопливо, зная, как это подействует на него.
— А почему ты думаешь, что я собираюсь лечь с тобой в постель?
— Ну… — Шон потянулся к Лили через стол и осторожно снял с нее очки. — Это просто оборот речи. — Шон снова протянул руку и распустил по плечам ее волосы. «Прощай, тихая скромница», — подумал он. — Я имею в виду, что постель совсем не обязательна. — Он встал и обошел стол. Потом поднял Лили и притянул к себе. — Конечно, если ты не против.
Она поцеловала его. Это был первый раз, когда Лили сама проявила инициативу, и сейчас она не могла оторваться от него. Когда поцелуй закончился, она едва дышала.
— На вкус ты как эклер, — сказала она.
Глава 46
Лили проснулась с улыбкой на губах. Сладкая истома и легкая разбитость во всем теле напомнили ей о прошлом вечере, о тех часах, которые она провела в объятиях Шона, пока Ред не привел детей. Хотя их время было ограничено, они занимались любовью долго и нежно, и воспоминания об этом пульсировали у нее внутри, вспыхивая в самых потаенных уголках тела. Эта ночь стала для Лили откровением. Мечтой. Экстазом, который был слаще сотни эклеров.
«Шон Магуайер, — произнесла про себя Лили, и это имя прозвучало у нее в голове словно песня. — Шон Магуайер. Я люблю Шона Магуайера».
Это было невероятно и восхитительно. Такого страха Лили никогда еще не испытывала, однако впервые страх не остановил ее. До этого она не осознавала, какой тяжкий груз лежал на ее плечах. С каждым годом на душе у Лили становилось все тяжелее, она уже не помнила, когда ей удавалось свободно поднять голову. И вдруг, когда она отдала свое сердце этому человеку, произошло нечто неожиданное. Груз исчез. Лили чувствовала себя легкой, как перышко. Она жила настоящим и не пыталась заглянуть в будущее. Это была уже не суперорганизованная, целеустремленная Лили Робинсон, а совсем другая женщина. Лили ощущала себя Кармен, Далилой… Клеопатрой!
Лили не знала, что делать дальше. На сегодня у Шона были запланированы интервью и фотосъемки; обо всем договаривался Ред. Лили хотела остаться наедине с собой, чтобы насладиться новыми для нее ощущениями. Она лежала на спине, одна в своей постели, прислушиваясь к себе и думая о том, как бы провести всю ночь в объятиях Шона. Никто еще не проснулся. Взяв мобильный телефон, Лили выскользнула из фургона и заодно выпустила собаку. Закутавшись в свитер, она позвонила сестре. Лили знала, что на Западном побережье пять утра, но отчаянно желала услышать голос Вайолет. Она казалась себе первооткрывательницей. Сестра была гораздо опытнее в том, что Лили только начинала исследовать.
Вайолет ответила со второго звонка. Сначала Лили ничего не могла сказать и только всхлипывала в трубку. Каким–то образом ей удалось объяснить сестре, что это слезы радости, а не горя. Кое–как совладав с собой, она проговорила:
— Ах, Вайолет, я никогда еще никого не любила. Я даже не знаю, как это делается.