Кусум жила на тротуаре на Двенадцатой улице, по обе стороны которой стояли роскошные многоэтажные здания; здесь же были парикмахерский салон, большой магазин и лавка зеленщика. Кусум и ее семья спали почти перед самой лавкой зеленщика на углу улицы, у телеграфного столба. Недалеко стояла водонапорная колонка, от которой начиналась Тринадцатая улица. Совсем рядом находились телефон-автомат и почтовый ящик. Все было так близко, что Кусум, лежа на своем месте, могла наблюдать и за водопроводной колонкой, и за телефоном, и за почтовым ящиком.
— Мой дом расположен на самом удобном месте, — говаривала она Тарне. — Все рядом: почта, телефон, магазин, овощная лавка, — никуда не нужно идти. Протяни руку — и получишь, что нужно.
Кусум устроила Тарну рядом с собой у самого столба. Раджу уложили подле торговца зеленью Джамна Даса. Рядом с ним с другой стороны спал отец Кусум, дальше — ее мать, Бабу Рао и Прабхакар.
Тротуар был каменный, неровный, выложенный четырехугольными плитами, с забитыми цементом щелями. Эти неровности за ночь так впивались в тело, что на нем ясно проступали глубокие красноватые бороздки. Повинны в этом были, конечно, инженеры-строители. Выкладывая тротуар, они рассчитывали, что по нему будут ходить в туфлях и ботинках, и совсем не подумали о том, что он будет служить и постелью.
Жизнь на тротуарах отличалась от жизни в домах, как небо от земли, хотя этот тротуар был не так уж плох. У Раджу, правда, мелькнула мысль, что около вокзала «Бомбей сентрал» тротуар лучше — ровный и гладкий, но там были свои недостатки: нарушая спокойствие ночлежников тротуара, там бегали целые стаи собак, грызлись из-за добычи, да к тому же по соседству находился рынок проституток. Всю ночь напролет сутенеры шмыгали в соседние темные улочки и переулки, выволакивая молоденьких девушек, совсем еще девочек, и расхваливали свой товар перед подвыпившими клиентами. Пьяный хохот, визг девушек, выкрики сутенеров — и так всю ночь. А здесь тихо. Неподалеку сидят слуги из соседних домов и играют в карты, из салона на них падает голубоватый отсвет настольной лампы с синим абажуром. Лакшман тоже тут. Он играет с азартом и выигрывает — все как в настоящем клубе.
В темноте на крыльце под навесом беседуют няня из дома банкира и лифтер. Тихонько журча, льется их беседа. Потом лифтер передает женщине какой-то пакет, она быстро прячет его в сумку. Лифтер кладет ей руку на плечо и тянет в темноту. Няня медленно движется за ним и, смущенно смеясь, пытается сопротивляться.
Торговец вытащил на улицу раскладную кровать и собирается укладываться. Перед сном он обычно читает «Рамаяну». Вот он прочитал несколько четверостиший, положил книгу у изголовья и улегся. «Рамаяна» и счетная книга всегда лежат у него в изголовье; в одной — счета этого мира, в другой — иного.
На третьем этаже в седьмом доме недавно поселилась молодая чета англо-индийцев. Каждую субботу они ездят в клуб «Бандара» потанцевать, а по средам и пятницам к их балкону приходит нищий скрипач, христианин, одетый в европейское платье, и начинает играть. Молодая пара танцует на балконе, окна в их спальне широко открыты — совсем как в кино.
А в конце улицы, у аптеки гомеопата, прислонившись к столбу его крытой веранды, стоит Рагхья и наблюдает за всеми.
Рагхья — «босс» этого района. И не его вина, что это так. Бог одарил его характером «босса» в наш век демократии. Он начал повелевать уже с детства, не вынося малейшего неповиновения. В своей родной деревне Рагхья убил патвари[22], поспорив с ним из-за участка земли, и убежал в Канпур, где стал на фабрике агентом хозяев. В его обязанности входило срывать забастовки. Когда рабочие его раскусили, он переехал в Бомбей и стал здесь «боссом». Его слово было законом для жителей тротуаров Десятой, Одиннадцатой, Двенадцатой и Тринадцатой улиц. Дальше начинались владения других «боссов», с которыми порой заключался мир, порой шла жестокая война. Но когда бунтовал народ, все «боссы» объединялись — этому их научила демократия.
Рагхья — человек невысокого роста, с низким лбом и лысой головой; под густыми бровями хищно поблескивают небольшие глазки. Широкая, сильная грудь и крепкая шея говорят о недюжинной силе. Когда он сердится, ноздри его раздуваются и лицо покрывается красными пятнами. Никто в этом квартале не дерется лучше его на ножах, никто не может побороть его, превзойти в быстроте и ловкости.