Берегите себя.
Ее сердце.
Вместо того, чтобы наслаждаться красивыми словами этой незнакомки, которая могла бы быть самым знакомым человеком в моем одиноком мире, я могу сосредоточиться только на горе и вопросе о том, где эта гора. Мне нужно найти ее, в надежде, наконец, встретиться с этой женщиной. Несмотря на то, что я не должен быть настолько глуп, чтобы думать, что она просто сидит около какой-то горы и ждет меня.
— Может быть, она была на той горе, где мы были в прошлом году с дедулей, — говорит Оливия.
Гора. Какая гора? Я не знаю даже, живет ли эта женщина в этом штате или в этой стране. Я не знаю, откуда она знает, кто я, и я, конечно, не знаю, кто она. Я всегда думал, что процесс донорства и сам получатель должны оставаться анонимными. Я связывался с больницей несколько раз, умоляя дать какую-нибудь информацию, но каждый раз меня отправляли прочь. Я узнал, что эта конкретная помощь не была полностью анонимной, но получатель попросил сохранить ее личные данные в тайне. Я перепроверил все законы, и там не было никаких запретов. Каждый раз, когда я пытался попасть куда-нибудь, я оставался с носом.
— Мы должны найти эту гору, — в этом городе и в его окрестностях нет никакой горы. Олив забирает письмо из моей руки и переворачивает его. — Смотри, папа.
В течение короткой секунды, необходимой для меня, чтобы взять письмо обратно и перевернуть его, я молюсь о том, чтобы найти там какие-нибудь координаты.
Но нет.
Вместо этого я нахожу рисунок.
— Это был любимый рисунок мамочки, — шепчет Олив. — Она их тоже любит.
Письмо выскальзывает из моей безвольной руки, и я наблюдаю, как оно, словно перышко, планирует к земле.
ГЛАВА 4
НОЯБРЬ
— Два месяца спустя —
— Твой бутерброд в холодильнике, а каша на кухонном столе, — говорит Олив, подтягивая свой рюкзак.
Я становлюсь на колени и притягиваю ее к себе.
— Тебе не нужно больше готовить мне, Олли.
— Ты можешь приготовить еду мне, — говорит ЭйДжей с дивана. — Ты же знаешь, дядя ЭйДжей всегда голоден, — он наглаживает свой живот рукой.
— Дядя, ты и так съедаешь все наши продукты! Ты так скоро превратишься в поросенка, — говорит Олив, смеясь.
— Ну, если бы твоя ужасная тетя перестала мучать меня нескончаемой диетой и здоровым питанием, я бы не был каждый раз настолько голодным, когда прихожу сюда.
Олив смотрит на него вопросительно. Иногда кажется, что ей далеко не пять лет, но ей пять, и она понятия не имеет, что такое диета, не говоря уже о здоровой пище.
— Ну, — говорит Олив, поворачиваясь ко мне. — Если ты не хочешь, чтобы я готовила для тебя, может быть, мисс Шарлотта снова сможет приготовить для тебя обед, я думаю… — крошечная улыбка появляется на ее губах, — я думаю, что ей не сложно. Правда, папа?
— Олив, я уже говорил тебе... — она затыкает уши пальцами и напевает громко какую-то мелодию, игнорируя то, что я пытаюсь сказать.
— Красотка, Олли-Лолли, — говорит ЭйДжей, указывая на Олив и подмигивая.
— Давай собираться, а то мы опоздаем, — говорю я ей, бросая взгляд на ЭйДжея, тот, который показывает, как он меня достал.
Как только мы переступаем порог дома, Шарлотта и Лана тоже выходят. Олив, как всегда, освобождается из моей хватки и бежит к ним вниз по дорожке, останавливаясь на мгновение, чтобы посмотреть в обе стороны на пересечении улицы. Через несколько секунд Олив и Лана уже берутся за руки и бегут по улице впереди нас.
— Я смотрю, она уже чувствует себя лучше, — говорит Шарлотта. — Помог суп?
— Думаю, да, — смеюсь я. — Спасибо.
— Это было меньшее, что я могла сделать после того, как Лана была достаточно любезна, чтобы поделиться своими микробами с Олив, — Шарлотта складывает руки на груди и дрожит из-за сильного ветра. — Кажется, осень уже наступила. Ох.
Я смотрю на нее. Ее румяные щеки выделяются на бледной коже, а глаза выглядят немного опухшими. На секунду мне становится интересно, вдруг она плакала, но потом она чихает.
— О, нет. Ты заболела?
— Я в порядке, — возражает она, сопя немного, — мамы не болеют.
— Тебе следовало надеть пальто, — говорю я ей. Она носит футболку с длинным рукавом, и я предполагаю, что холодный воздух просачивается сквозь тонкие волокна рубашки. Я могу быть холодным человеком, но я все еще джентльмен. Я снимаю свою куртку с капюшоном и передаю ей. — Надень.