— Все хорошо, спасибо, — говорит она, отталкивая мою руку.
— Надень, — говорю я твердо. — Я не сделаю самый лучший куриный суп, так что…
Она смотрит на меня, наморщив лоб и поджав губы.
— Спасибо, — произносит она неохотно, но уступает. Проскальзывая в мою куртку, она продевает рукава и тянет свои руки до конца. Куртка достигает ее колен, делая очевидной разницу в наших размерах.
Она хлюпает носом на протяжении всего пути, и я замечаю еще более яркий румянец на ее щеках, когда мы доходим до скамейки на автобусной остановке.
— У тебя жар? — спрашиваю я, более пристально взглянув на ее лицо.
Она качает головой.
— Я уверена, что все нормально.
— Нет, не нормально, — говорит Лана, сидя на газоне, — она всю ночь кашляла и чихала. Я заразила ее.
Не раздумывая, я кладу руку на лоб Шарлотты, мгновенно поняв, насколько холодная моя кожа по сравнению с ее жаром. Я, может быть, холодный, но она горит. Она отклоняется от моего прикосновения с наивным взглядом, как будто я вызвал у нее шок, прикоснувшись к ней. На самом деле, это шок для меня, что я коснулся ее. Я проделал хорошую работу, скрывая свои чувства.
— О, — говорит она, наконец, согласившись с тем, что реально заболевает, — хорошо, что я работаю на дому.
С искаженным кашлем смехом она протягивает руки внутри рукавов моей куртки и складывает их на груди. Мне нравится, как она выглядит, укутавшись в мою куртку.
— Мне нужно сделать пару поручений этим утром, и поход в магазин одно из них. Что мне взять для тебя? — спрашиваю я. — У тебя есть что-нибудь жаропонижающее?
— Я уверена, что-нибудь найдется, но если ты не возражаешь, могу ли я попросить тебя купить ибупрофен, — говорит она.
Лана бежит к нам и дергает меня за рукав рубашки, потянув вниз. Она складывает руки вокруг моего уха и шепчет:
— Мама перевернула вверх дном всю аптечку сегодня утром, сказав, что там нет ничего, кроме детских лекарств, — я отодвигаюсь, пытаясь сохранить невозмутимое лицо, но она тянет меня снова вниз, сохраняя свою секретную позицию. — Тогда она сказала: «Черт возьми, почему нет никого, кто бы мог позаботиться и обо мне?». Она сказала плохое слово. Два плохих слова, на самом деле, — я хочу рассмеяться над признанием Ланы, но отлично понимаю, что чувствовала Шарлотта. Мы проводим каждую секунду нашей жизни, заботясь о ком-то, но нет никого, кто бы позаботился о нас, когда нам это нужно.
Поворачиваясь к лицу малышки, складываю уже свои руки вокруг ее уха:
— Я поговорю с твоей мамой об этих плохих словах, — Лана отодвигается и закрывает рот руками, громко хихикая перед тем, как побежать обратно к Олив.
— Что это было? — спрашивает Шарлотта.
Я прочищаю горло, проскальзывая руками в задние карманы.
— Очевидно, кому-то нужно помыть рот с мылом, — говорю я своим лучшим наигранно строгим тоном.
Шарлотта сморщивает личико в любопытстве.
— Что она сказала?
— Не беспокойся об этом, — смеюсь я. Другие мамы подходят к остановке и громкая болтовня, которая росла на полпути вниз по улице, прекращается почти сразу, как только они появляются в пределах слышимости. Мамочки все очень дружелюбны, но я не могу избавиться от ощущения, как будто они замолкают, потому, что не знают, что сказать. Я так полагаю, что встречи и общение с овдовевшим холостым отцом здесь не является нормой.
— Как Олив чувствует себя сегодня? — спрашивает одна из них.
— Намного лучше, спасибо, — отвечаю я.
— Куриный суп — это всегда лекарство от всех болезней, — подхватывает еще одна с циничной ухмылкой на ярко накрашенных губах. Я знаю, что Шарлотта не общается ни с одной из этих женщин, а это значит, кто-то, вероятно, видел, как она переходила улицу с кастрюлькой супа вчера.
К счастью, автобус прерывает всякую болтовню, которую могут еще завязать эти женщины, и Олив подбегает взять свой рюкзак из моей руки.
— Не забудь съесть свой бутерброд с майонезом сегодня, папа. Ты заболеешь, если не будешь кушать.
Вместо того чтобы спорить с моей маленькой Элли, я поднимаю ее и целую в носик.
— Хорошего дня в школе. Увидимся, когда вернешься домой.
— Принеси мне домой жасмин сегодня, — шепчет Олив мне на ухо. — Мой последний умер, — она освобождается из моих рук и бежит к открытой двери автобуса, — до свидания, папа!
После того, как автобус отъезжает, другие мамы начинают толпиться, но я отхожу как раз вовремя, чтобы не продолжать выслушивать вопросы о супе. Шарлотте, однако, не так повезло. Она находится в эпицентре разговора, и я решаю не оглядываться назад, чтобы не встретится с ней взглядом, так как, скорее всего, она хочет сказать мне, что ненавидит меня прямо в эту секунду.