— Да, я в курсе. Я могу позаботиться о ней, веришь ты этому или нет.
— Что-то зашевелилось в твоих штанах, Хантер? — спрашивает она.
Очевидно, она не понимает, что достает меня?
— Действительно ли я — единственный, кто видит, насколько вы все поглощены моей личной жизнью? — я поднимаюсь с Олив, все еще висящей на моей шее и хихикающей, как гиена. Она мешает мне серьезно говорить с мамой, но я должен расставить все точки над «i».
— Это только потому, что мы все беспокоимся о тебе, дорогой, — мама заканчивает складывать одежду и поднимает стопку. — Смерть Элли так же больно ударила по папе и мне. Мало того, что она была очень важна для нас, но видеть, что наш сын потерял свою жену, было невыносимо. Мы очень любим тебя и сделали все возможное, чтобы помочь тебе в эти последние пять лет, но это был постоянный полезный опыт и для нас тоже. Ты же понимаешь, что еще никто не создал инструкцию, в которой бы было прописано, как мы могли бы помочь своему сыну пройти через нечто подобное. Плюс ко всему, все матери подслушивают. Если бы я не подслушивала, это означало бы, что я не забочусь о тебе. В один прекрасный момент меня не будет здесь, чтобы убедиться, что ты счастлив, и ты будешь скучать по этому, — она отмахивается от меня, поднимаясь по лестнице и оставив меня с материнской версией удара под дых. Вот почему я обычно молчу, позволяя ей и всем остальным принимать участие в моей унылой жизни.
ЭйДжей отвлекает меня, снимая Олив с моей шеи.
— Прости еще раз, — он садится на диван рядом с папой, покачивая расшалившуюся Олив на руках. — Ты должен улыбаться.
— А ты должен найти свою жену, — парирую я.
— Она дома, — говорит он.
— Тогда ты тоже должен быть там.
— Я хочу развода.
А вот и «бросок микрофона». (Примеч: mic drop — в конце выступления, чтобы показаться «крутым» (преимущественно USA термин)). Не могу сказать, что я не предвидел этого в тот день, когда он потратил все свои сбережения на бриллиант в три карата только потому, что она не приняла бы ничего меньше для предложения, или просто так думал ЭйДжей.
— Ты хорошо все обдумал или просто боишься исправить то, что натворил?
— О! — вопит Олив. — Ты слышал?
— Слышал что? — ЭйДжей переводит свое внимание на нее, явно избегая моего вопроса.
— Почта здесь. Почта, почта, письмо! — говорит она, бегая по дому.
— Куда ты идешь, Олив? — кричит мама с верхнего этажа.
— Почта! — орет Олив. Она уже на полпути к ящику, прежде чем я подхожу к входной двери, а она уже бежит обратно с кипой писем в руках. — Я знала! — она пробегает мимо меня, бросив почту на кофейный столик и держа один маленький конверт у груди. — Это она, папа!
— Кто? — спрашивает мама, спускаясь по лестнице в гостиную. — Кто это она?
— Сердце мамы, — говорит Олив, как будто это будет иметь смысл для всех, кроме Олив и меня.
— Простите? — говорит мама. Я никогда не просил Олив хранить в секрете эти периодически приходящие письма той женщиной, но и не хотел, чтобы об этом узнали все. — Почему вы получаете почту в воскресенье?
Эээ… Мы не получаем почту по воскресеньям. Я не захватил почту вчера, но почему малышка подумала, что почту принесли только что.
— Олив, ты видела почтальона?
— Нет, я просто слышала, как щелкнул почтовый ящик.
Такой чуткий слух? Боже. Подождите-ка секунду. Выбежав за дверь и позволяя ветру захлопнуть ее за мной, выбегаю к дороге как раз вовремя, чтобы услышать двигатель автомобиля, но он уже исчез за вершиной холма. Даже если бы я побежал вниз по улице, я не смог бы разглядеть автомобиль.
Побежденный, как и всегда, я иду обратно в дом и беру конверт у Олив.
— Ты видела человека, который положил это в почтовый ящик? — спрашиваю я ее. Она что, все это время доставляла письма самостоятельно? Если да, то она, очевидно, местная. Но, а как же горы, о которых она писала?
Олив качает головой, ее косички болтаются вокруг.
— Неа.
— Ты видела машину?
— Да, — говорит она. Ее одно маленькое слово заставляет мое сердце перестать биться за долю секунды.
— Какого цвета она была? — спрашиваю я.
Олив подносит свой палец к губкам, когда ее взгляд подминается к потолку.
— Эмммм, хммм... Я думаю, я думаю, что она была зеленой или, возможно, коричневой. Серой, да, она могла быть серой, как серый и белый цвет, может быть.
Я встаю перед ней на колени и беру ее ручки в свои.
— Олив, мне нужно, чтобы ты хорошенько подумала. Это был большой автомобиль, как у меня, или маленький, как у бабушки с дедушкой?