Она сжимает руками мои бицепсы и опрокидывает на кровати, взбираясь на меня верхом, подарив мне самый невероятный вид снизу на ее большие подпрыгивающие сиськи. Я хватаюсь за ее бедра, наслаждаясь тем, как ее задница чувствуется в моих ладонях. Поймав ее губы, я понимаю, что она снова на грани оргазма. Но на этот раз она не будет одинока. Давление и тепло ее тела делают свое дело, как будто она знает точную секунду, когда и как ей стоит двигаться, и я кончаю. Такое чувство, что вся моя депрессия исчезает, растворившись в этой кровати подо мной. Я не думаю, что могу пошевелиться прямо сейчас. Не думаю, что хочу этого.
Она падает на меня сверху, припадая губами к моей шее и застывая там, — это то, что нужно.
— Ты удивительный, — шепчет она у моей кожи. — У меня никогда не было ничего даже близкого к тому, что ты только что дал мне.
Ее слова — это пробуждение и комплимент одновременно. Я не уверен, что могу понять это, особенно после того, как моя почти мертвая часть тела, та, что ниже пояса, так долго отсутствовала, но я воспринимаю это как хорошее похлопывание по спине.
— Ты и сама не так уж плоха, — бормочу я. — На самом деле, ты чертовски невероятная.
Улыбка расползается на моих губах, когда я складываю руки за головой. Я действительно чувствую себя сейчас на миллион баксов.
— Нет, я думаю, ты не понимаешь… — говорит она. — Никто и никогда не мог довести меня… ну, ты понимаешь. Ни одного раза, а тут дважды?
Ее слова и мягкий смех, как десертное вино — идеальное окончание наивкуснейшего обеда.
Она была замужем, но никто и никогда не довел ее до оргазма? Я не знаю, стоит ли удивляться или на самом деле гордиться своими усилиями. Мне проще предположить, что я — невероятный.
— Ничего себе, постарайся не тешить мое самолюбие так часто, — говорю я ей.
— Я не буду поднимать твою самооценку, но…— ее слова обрываются, когда она спускается вниз по моему телу, принимая мой все еще очень жесткий член в свой рот.
Я никогда не смогу двигаться снова. Это оно. Я сделал... «без разницы».
ГЛАВА 12
ФЕВРАЛЬ
— Два месяца спустя —
Во время того, как тщательно убираю каждый участок обработанного покрытия, мое внимание привлекает ЭйДжей, прислонившийся к дальней стене и уставившийся в свой телефон. Неопределенное выражение блуждает на его лице, и я не могу понять, что на него нашло.
— Как прошла вчерашняя ночь? Ты, наконец, поговорил с Алексой? — спрашиваю я его.
— Это не важно, — бормочет он, что-то набирая в своем телефоне. Его челюсть сжимается и разжимается, он учащенно дышит, — это то, что он всегда делает, когда чем-то расстроен или зол.
— Чувак, что-то явно происходит.
— Твою мать, Хантер, ты можешь дать мне чертову минуту? — я подхожу к нему, игнорируя его просьбу, потому что Бог знает, он всегда делает то же самое. Он ведет себя точно так же. Всякий раз, когда мне нужно пространство, он душит меня и загоняет в угол до тех пор, пока не сломает. Думаю, что это и есть братская любовь. — Не делай этого сейчас, — огрызается он, бросая свой телефон через всю комнату. Я смотрю, как тот отскакивает от противоположной стены.
— Это не наш дом, — напоминаю я ему. — Поговори со мной. Просто переведи дыхание.
— Да, я сделал это вчера вечером, — выдавливает он. — Я сказал ей, что хочу чертов развод, — ему потребовалось всего два месяца, чтобы наконец-то сказать ей.
— Это хорошо, верно? — спрашиваю я. — Разве не этого ты хотел?
— Да, — кричит он. — Это то, что я хотел сделать! — тогда я не понимаю в чем проблема. Почему он так расстроен, если это то, чего он хотел? — Черт! Черт! Черт! — он бежит через всю комнату, хватает свой телефон с пола и, подняв его, проверяет что-то в нем. Я не знаю точно, цел он или нет, но он явно уже не прежний, раз ЭйДжей бьет по кнопкам.
Он подносит трубку к уху, параллельно запуская пальцы в свои густые волосы. На долю секунды он здесь со мной, а в следующий миг в бешенстве уже несется в другой конец дома. Я тоже следую за ним.
— Какого черта ты несешь? — спрашивает он, его голос низкий и мягкий. Он не хочет, чтобы я услышал, тем больше оснований для меня, чтобы подслушать. — Откуда ты знаешь? — он молчит, слушая. — Эти вещи не всегда точны, — еще одна пауза, скорее всего наполненная словами, которые я очень хотел бы услышать. — Алло? Иисус. Алло?
ЭйДжей оборачивается, замечая меня ближе, чем в нескольких метрах от себя. От гнева белки его глаз наливаются кровью.
— Она, блядь, залетела, — говорит он сквозь зубы.