Оказавшись внутри, я оглядываюсь, чтобы понять, в какую сторону идти дальше. Прежде, чем нахожу золотистый металлический указатель, голос Эми отвлекает меня:
— Поверните налево, затем первая дверь справа.
Вместо того чтобы идти вперед, я позволяю ей пройти первой, а ЭйДжей следует позади меня. Ее кабинет совсем не похож на то, как дом выглядит снаружи. Здесь тепло, стены окрашены в ярко-желтый цвет, а сама комната обставлена кремовой мебелью. Журналы разложены на маленьких журнальных столиках, и в воздухе чувствуется запах свежего кофе, как она и обещала.
— Мне не нужна терапия, — предупреждаю я их обоих. Но, может быть, все-таки это то, что мне нужно сейчас.
— Это не терапия, Хантер. Будет больше похоже на разговор двух друзей, — ее слова смешны, а смысл, который она вкладывает в них, кажется еще более нелепым. Люди не становятся друзьями после двух минут знакомства, особенно когда эта встреча навязана одному из них. — Хантер, если вы не хотите говорить, то можете уйти. Вы должны приходить сюда по собственному желанию.
— Сделай это ради Олив, Хант, — снова твердит ЭйДжей.
Со стоном я следую за Эми через деревянную дверь, которая позвякивает при открытии. ЭйДжей остается в зале ожидания, оставив меня наедине с этой женщиной, которую я знаю всего девяносто секунд. Когда мы входим в ее кабинет, новый аромат вместе с ароматом обжаренного кофе заполняет мой нос. Лаванда смешана с сиренью, вероятно, масла для ароматерапии. Элли была одержима ими в зимнее время, поскольку аромат был так осязаем, и она могла ощутить запах цветов в столь холодное время года.
Мне требуется мгновение, чтобы оглядеть комнату, заметив, что декор здесь схож с залом ожидания, за исключением наличия всяких психологических побрякушек на стене позади ее стола. Я сажусь на диван, пытаясь обрести спокойствие, но замечаю коробку с салфетками на дубовом кофейном столике передо мной. Работа этой женщины состоит в том, чтобы заставлять людей плакать? Может быть, мне стоит быть терапевтом. Я ведь заставляю людей плакать.
— Ваша семья очень беспокоится о вас, — начинает Эми. — Как правило, я не работаю с такими случаями, когда пациент требует большей конфиденциальности в своей жизни, но зачастую я понимаю, что мужчинам и женщинам в вашей ситуации нужен небольшой пинок в нужном направлении.
— Слушайте, я ценю, что вас волнуют проблемы моей семьи, но, возможно, они упустили из виду тот факт, что моя жена умерла более пяти лет назад. Это не новая жизнь для меня, и я не прошу о помощи, — ее рот сжимается в тонкую линию. Я бы сказал, что это снисходительный жест, но это не так. — Действительно, я в порядке, — интересно, есть ли способ говорить менее убедительно.
— Для начала я пытаюсь определить то состояние человека, когда он чувствует себя хорошо, так называемую зону комфорта. Вы бы чувствовали себя в своей тарелке, если бы смотрели вперед и видели себя в этот момент десять лет назад? — это ловушка. Конечно, я не могу ответить «да» на этот вопрос, который путем исключения предполагает, что ее заявление верно. — Почему бы нам не пойти по этому пути? Ваше желание поговорить со мной только ради дочери говорит о том, что вы будете делать ради нее все, что нужно. Таким образом, мы можем сосредоточиться на этом?
В то время, как ее слова проходят через мои уши в мозг, я задерживаю свой взгляд на коробке с салфетками, задаваясь вопросом, с каким количеством вдовцов она говорила здесь, и сколько из них сидели на этом диване, рыдая от того, что все их органы болят и кровоточат. Вдовцы знают, что внутренности действительно, на самом деле болят, потому что наши сердца устают от того, чтобы выносить всю боль и, в конечном счете, позволяют боли распространяться в других местах, чтобы ослабить часть страданий.
— Я не собираюсь раскрывать свое сердце для вас и рассказывать вам все о моей дочери, а затем говорить, какой грустной была моя жизнь в течение последних пяти лет. Я даже не собираюсь рассказывать вам, почему я был так несчастен на прошлой неделе. Я свыкся со своими мыслями, и это, может быть, не самый правильный метод борьбы с проблемами, но мне это помогает, — признаю я, и немного шокирован, заметив, что она не записывает каждое мое слово. Я ходил к терапевтам, даже к тем, кто специализировался на вдовцах. Как правило, они начинают с ручки и бумаги, чтобы записать каждый заслуживающий упоминания момент в моей жизни вплоть до текущего дня. Поэтому я отдаю должное Эми, она действительно стремится понять меня, вместо того, чтобы собирать по частям научно-исследовательскую работу, основанную на переживаниях человека.