Чарли подошла и встала рядом с братом, забыв о ссоре в машине.
— Привет, бабуля, — сказала она с серьезным выражением лица. — Меня зовут Чарли, и раньше ты это знала. На мне свитер, который ты мне связала. Я очень о тебе скучаю, бабуля. Честное слово. — Она прикоснулась к руке Дороти, а потом подвела к ней Эшли. Малышка радостно фыркнула и дотронулась до кольца на пальце бабушки, улыбаясь ей.
Сейчас Лили искренне гордилась детьми. Они относились к бабушке с любовью и уважением, держались раскованно, хотя именно так редко держатся с тяжелобольными. Глядя на детей, Лили радовалась, что убедила всех приехать сюда.
— Мы принесли тебе новую фотографию, — сказала она. На стене напротив кровати висела доска. Кристел всегда развешивала на ней яркие, увеличенные фотографии, свои и детей, и часто меняла их, чтобы матери не надоедало смотреть одни и те же снимки. Новый снимок, сделанный месяц назад, запечатлел Кристел, получившую наградную табличку от клуба «Ротари». В отличие от большинства фотографий, на которых люди выглядели так, словно выполняли указания фотографа: скажите «сы-ы-ыр», эта была по-настоящему удачной. Великолепно одетая Кристел держала сумочку, расшитую ониксом, и улыбалась своей фирменной белозубой улыбкой, гордой и признательной.
Меняя старую фотографию Кристел на новую, Лили почувствовала на себе взгляд Шона. Потом поняла, что на нее смотрит не только он. Глаза Дороти тоже были устремлены на новое фото.
— Хорошая девочка, — произнесла она хриплым голосом. — Хорошая… дочь.
Судя по словам ее врачей и по тому, что прочла Лили в медицинских брошюрах, такое ясное сознание было уникальным.
— Очень хорошая, правда? — сказала Лили, улыбаясь сквозь слезы. — Самая лучшая. Она любила жизнь и людей, окружавших ее.
Теперь Дороти смотрела не на фотографию Кристел, а на Лили. Подойдя к кровати, она погладила Дороти по голове.
— Ее муж умер? — тихо спросил Шон, разглядывая снимки на доске.
— Да, когда мне было одиннадцать, — сказал Камерон, указывая на фото красивого седовласого мужчины, державшего в руках приз одного из турниров по гольфу. — Дедушка Фрэнк.
— Хороший игрок?
— Отличный. Гандикап двенадцать.
— А у тебя сейчас сколько? — спросил Шон.
— Около трех, — ответила Чарли за брата. — Я слежу.
— Неплохо, — сказал Шон.
Камерон смущенно ковырял пол носком ботинка, с которого сыпались кусочки засохшей грязи. Они провели в палате еще минут пять, пока Дороти не задремала.
Грустная Чарли стояла перед доской с фотографиями; ее узенькие плечи поникли. Камерон взглянул на нее и нахмурился.
— Ну же, не раскисай.
— Я не могу.
— Нет, можешь. Просто перестань.
— Как? — Чарли обернулась к брату. Ее косички взметнулись в воздух. — Как перестать?
— Очень просто, тупица. — Камерон слегка дернул ее за косу. — Нужно на что-нибудь разозлиться.
Глава 28
— Так вот она какая, ваша бабушка Дот, — сказал Шон, когда они отъезжали от дома престарелых. Он ощутил неожиданное облегчение — им давно пора было навестить Дороти, но он откладывал бы поездку и дальше, если бы не Лили. Сейчас все осталось позади, посещение прошло весьма неплохо, и он уже и сам не понимал, почему так тянул с этим.
— Раньше она была совсем другая, — заметила Чарли. — Очень добрая.
— Не сомневаюсь. — Посмотрев в зеркало заднего вида, он увидел, что Чарли снова повеселела. Срывы и приступы отчаяния, вроде того, который произошел с ней только что, были, по словам доктора Саш, нормальным явлением, частью процесса восстановления. Шон сомневался, что слово «тупица», услышанное из уст старшего брата, поможет в таком восстановлении, но не обращал внимания на их перепалки, поскольку обычно они затихали сами собой. Иногда, как в этот раз, Камерон отступал первым. Под его наносной грубостью таилось доброе сердце.
Эта мысль обнадежила Шона. Возможно, эта разбитая семья уцелеет.
— Она всегда обожала внуков. — Лили повернулась к детям. — Помните кедровый сундук у нее в подвале? В нем была куча всяких восхитительных вещей.
— Меховой воротник, а на нем лисья голова и хвосты, — вспомнила Чарли. — Фу!
— Она надевала его в церковь, — сказала Лили. — Кстати, ты знаешь, что когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я иногда ходила в церковь с твоей мамой и ее родителями?
— Не-а. А почему ты не ходила в церковь со своей семьей?
Лили взглянула на Чарли.
— Они перестали ходить… Они… в общем, они не ходили.
Уголком глаза Шон заметил, что она с трудом сглотнула, и решил сменить тему.
— А моя бабушка ходила в церковь два раза в неделю, — вставил он.
— Два раза? — удивилась Чарли. — Наверное, она очень много грешила.
— Она была ирландка. Моя бабушка по отцу. У нее был сильный акцент, вот такой. — Шон изобразил ее акцент, сказав несколько слов. Впервые за много лет он улыбнулся, вспомнив Бриджет Каллахен Магуайер. — Каждую субботу, вернувшись из церкви, она отрубала голову курице и готовила ее в воскресенье на обед.
— Фу! А ты когда-нибудь видел, как она ее отрубает?
— Я смотрел каждый раз, когда имел возможность. Я был отвратительным мальчишкой. — Шон увидел, как Лили нахмурилась. «Тем хуже», — подумал он.
— А что еще ты любил делать? — спросила Чарли.
— Играть в гольф. Мы с вашим папой научились играть в гольф благодаря церкви. Вы знали об этом?
— Он ничего такого не рассказывал, — сказал Камерон.
Шон снова взглянул в зеркало заднего вида, радуясь, что племянник выразил интерес. В то же время он ощутил уже привычную боль. Шон спрашивал себя, когда это пройдет и пройдет ли вообще. Боль утраты, как оказалось, вполне материальна, но это не означает, что с ней можно справиться усилием воли. Этот коварный враг часто подкрадывался неожиданно.
— Дело было так, — продолжил он. — Отец Кемпбелл из церкви Святой Марии отлично играл в гольф, а мы были при нем служками. Он и стал нашим первым тренером.
— Наверное, это было весело, — заметила Чарли.
— Правда весело — я имею в виду гольф, а не то, что мы были служками.
— А вот мы давно уже не веселимся, — добавила она.
Шон услышал, что ее голос опять дрожит; это обычно предшествовало взрыву слез. Когда Чарли начинала плакать, к ней присоединялась Эшли, а потом Камерон выходил из себя, и все превращалось в кошмар.
«Только не сегодня». — Шон сжал руками руль. По дороге домой они собирались зайти в супермаркет, однако он решил сделать небольшое отступление.
— Я знаю, как мы повеселимся.
— Как? — спросила Чарли.
— Сделаем это прямо сейчас.
— Я думала, мы должны ехать за продуктами. — Лили всегда возражала против внезапной перемены планов.
— Продукты подождут. У меня появилась идея получше, — сказал Шон.
— И какая же?
— Не скажу. Но это очень весело. Вы все будете скакать от радости.
— Дядя Шон! Лили, пусть он скажет! — Чарли заерзала на сиденье.
— И как мне его заставить?
— Ты учительница. Просто скажи, чтобы он это сделал.
— Ну надо же, учительница! — усмехнулся Шон. — Я прямо трясусь от страха. — Он задрожал всем телом, от чего Чарли тихо захихикала.
— Пусть это будет сюрпризом. — Лили неодобрительно поджала губы.
«Тем хуже», — снова подумал Шон. С тремя детьми приходится учиться спонтанности. Он дразнил их еще минут десять, пока они двигались на запад. Потом въехал на засыпанную гравием парковку, и Камерон громко застонал.
— Глазам своим не верю!
— Испугался, что я тебя побью? — спросил Шон.
— Нет, что кто-нибудь увидит меня здесь.
— Ставлю двадцать долларов на то, что отделаю тебя как первоклашку.
Глаза Лили сверкнули под очками.
— Шон, я не думаю…
— Заметано! — Камерон выпрыгнул из машины. Конечно же, он не устоял, когда на кону оказались деньги.
Чарли была вне себя от радости.