Лили оцепенела, казалось, она была напутана.
— Шон… я ценю твою откровенность. Ты говорил об этом с доктором Саш?
— Черт побери, да, я говорил с ней. У меня скоро язык отвалится от всех этих разговоров. Она утверждает, что со временем улучшения станут заметнее, но эти дети живут сейчас и страдают тоже сейчас. Она хочет, чтобы я начал ходить в группу поддержки, вроде «Родителей-одиночек», но где мне найти время для этой группы?
— Не знаю, что тебе сказать, чем еще тебе помочь. Я не могу взмахнуть волшебной палочкой и сделать так, чтобы все изменилось. Никто не может. Но мы должны работать над этим. Например, с Чарли. Ее результаты обнадеживают.
— Она катится под гору, а ты говоришь, что это обнадеживает.
— Нет, у нее есть положительные сдвиги, которых никто не ожидал. Очень многообещающие сдвиги, — добавила Лили. — Но я пригласила тебя сюда прежде всего для того, чтобы обсудить планы на лето. По-моему, Чарли нужны интенсивные летние занятия, чтобы подготовить ее к четвертому классу.
— Объясни мне, что значит «интенсивные занятия».
— Индивидуальные уроки. Раньше я рекомендовала Институт чтения в Портленде, но сейчас все изменилось. Она пережила столько потрясений, что, наверное, ей лучше остаться летом дома и поработать с репетитором. Двух часов в день будет достаточно.
— Сколько стоят твои услуги?
Лили постучала карандашом по столу.
— Я не могу стать ее репетитором.
— Почему нет?
— Мне будет трудно оставаться в профессиональных рамках при тех личных отношениях, которые связывают нас с Чарли.
— Не вижу в этом проблемы. Тебе не нужно оставаться в профессиональных рамках с Чарли. Это правдаличное.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, но… У меня есть принцип — относиться ко всем своим ученикам одинаково. Иначе будет нечестно.
— К черту честность, — взорвался он, снова вскочив с места.
Карандаш перестал стучать.
— Прошу прощения?
— Я сказал: «к черту честность». Это нечестно,что родители Чарли умерли, и она оказалась со мной. Это нечестно,что я ничего не могу с этим поделать. Так что не говори мне о честности.
— Шон, почему бы тебе не присесть?
— Потому что я не хочу сидеть!
— Чего же чего ты хочешь?
— От тебя? Я хочу, чтобы ты хотя бы раз признала, что эти дети особенные. И что относиться к ним нужно по-особому. — Шон видел, что она готова признать это. Сейчас перед ним сидела не просто учительница, а настоящая Лили, и ее сердце болело за Чарли так же, как и его. Наверное, неправильно искать утешения в ее страданиях, но теперь Шон хотя бы не чувствовал себя таким одиноким.
Слезы навернулись у нее на глаза. Она сглотнула и сжала веки; слезы исчезли. Может, это была просто игра света.
— Так ты сделаешь это? — спросил Шон.
— Я не могу, — ответила она. — Я знаю, что эти дети особенные. Я обожаю их, готова душу за них отдать, но что с того? Что если ты переедешь, женишься или случится что-то еще? И тогда я останусь без них, а они — без меня. И я ничего не смогу с этим поделать.
— Подожди минутку. Так ты не можешь быть частью их жизни, опасаясь того, что мы передем или что-то случится?
— Им нужна стабильность. Если люди будут вторгаться в их жизнь, а потом исчезать, у детей возникнут проблемы. — Хотя Лили и не ответила на его вопрос, она смотрела ему прямо в глаза.
Шон понял, что она хотела сказать этим взглядом. Мора.Еще недавно она была с ними, а теперь ее нет. Дети вели себя так, словно не обратили особого внимания на ее исчезновение, однако, возможно, он просто чего-то не замечал.
Шон продолжал мерить шагами комнату.
— Не понимаю тебя! Ты так беспокоишься о будущем, что забываешь о настоящем. Но ведь жизнь — это то, что происходит сейчас, а не то, что будет происходить через месяц или через год. Поэтому, если сейчас ты боишься, это означает, что ты живешь в страхе.
— Я думаю о детях. Это не означает, что я боюсь…
«Ну конечно». — Шон посмотрел в ее испуганные глаза.
— И что?
— У меня нет никаких прав на них, потому что их воспитываю не я, и, значит, не могу возложить на себя эту ответственность.
— Откуда ты это взяла?
— Из завещания Дерека, вот откуда.
— Спроси лучше меня.
— Что?
— Спроси меня. Их законного опекуна. Человека, который в своемзавещании отдал детей тебе. Спроси, являешься ли ты частью их жизни и имеешь ли право сказать о том, что касается их будущего.
— Я не сомневаюсь в тебе, Шон. Но подумай: что, если тебе удастся наладить отношения с Морой? Или ты встретишь другую женщину, с которой захочешь провести всю жизнь? Едва ли ей понравится, если я буду торчать в вашем доме как какая-то престарелая тетушка.
Шон не верил своим ушам.
— Так ты боишься любить этих детей, опасаясь, что они не всегда будут в твоем распоряжении?
— Потому что жестоко создавать у них впечатление, будто я часть их жизни, когда на самом деле это не так.
— Это чушь, Лили, и ты сама это знаешь. Дети без ума от тебя. Чарли нужно, чтобы ее репетитором была ты,а не какой-то чужой человек.
Возвращаясь домой, Шон пытался разобраться в том, к чему они с Лили пришли в результате этого разговора. Пожалуй, ни к чему. Впрочем, не совсем так. Кое в чем он был теперь уверен. В том, что зачесанные назад волосы, очки и туфли на низких каблуках иногда выглядят сексуально. Поначалу Шон видел в Лили только немного занудную, консервативную подругу Кристел, но теперь смотрел на нее по-другому.
Шон думал о том, что надето у нее под этим чистым, застегнутым на все пуговицы свитером. Соблазнительный бюстгальтер или удобный хлопковый топ? Каковы на ощупь ее гладкие темные волосы? А эти губы — какой у них вкус?
Он заставил себя отвлечься от этих фантазий с участием школьной учительницы. Возможно, все дело в его новом положении, в том, что из-за детей ему нужна женщина. Шон знал, что это не так. Ему не нужна просто какая-то женщина. Ему нужна Лили Робинсон.
«У тебя проблемы, дружище, — сказал он себе. — Большие проблемы». Отогнав от себя все эти мысли, Шон ехал спокойно до тех пор, пока не заметил взятую напрокат машину, припаркованную перед их домом. В гостиной его ждал Ред Корлисс.
— Привет, — сказал Шон. — А где дети?
— Камерон отвел девочек наверх.
Заинтригованный, Шон пожал ему руку.
— Что случилось?
Ред ухмыльнулся, и его глаза заблестели.
— У меня новости. И очень важные. — Он протянул Шону пачку бумаг, скрепленных степлером. Они показались Шону очень знакомыми.
Шон, нахмурившись, взял их в руки.
— Ты привез мне контракт со спонсором? Но я даже не играю.
Рот Реда растянулся в улыбке.
— Будешь играть. Ну как, я молодец?
На мгновение надежды окрылили Шона. Он так мечтал об этом! Игра придавала его жизни смысл. А то, что для него нашелся спонсор, означало: кто-то еще верит в Шона Магуайера.
— «Чудо-хлеб»? — спросил он, возвращаясь с небес на землю. Не «Найк» или «Шевроле», а «Чудо-хлеб». — Это шутка?
— Эй, нечего капризничать. Я кучу сил положил на этот контракт! Они готовы поддержать тебя на крупном турнире. Тебе не понадобится карта «Пи-Джи-Эй», потому что они купят для тебя исключительное право участия, Шон.
Его сердце подскочило. Это был весьма щедрый жест. Если игрок не прошел отборочные туры и не завоевал права на участие в турнире обычными путями, спонсор мог купить для него такое право. Часто эти деньги выбрасывались впустую, ибо их тратили на игрока, которому не удалось самому пройти отборочный тур. Но иногда таким образом отличный игрок получал свой шанс.