Вернувшись в номер после ужина и разобрав свои вещи, я вышла на балкон. Ночь только-только начала вступать в свои права, и горячий воздух сменился легким и теплым. Люблю такие ночи, я сажусь в белое плетеное кресло, которое стоит тут же на балконе, и, улыбнувшись, достаю сигареты и зажигалку из сумочки. Щелкаю зажигалкой и закуриваю, втягивая горьковато-ментоловый дым.
- Прекрасная ночь, не правда ли?
От неожиданности я закашлялась, вскочив с кресла, и, как школьница, стала прятать сигарету, вызвав у спрашивающего приступ смеха. На соседнем балконе, перегнувшись через перила, курил Коул.
- Коул, ты напугал меня, - шикаю в ответ я, стряхивая пепел с белых брюк.
- Прости меня, - смеется он, - не засиживайся долго, завтра рано вставать. Спокойной ночи,Тина.
- Спокойной ночи, - киваю я в ответ.
Грезы
Сегодня мне так и не удалось уснуть, сколько я не старалась, провалявшись несколько часов без сна, решила провести ночь на балконе в плетеном кресле. Знала ведь, что ночь предстоит бессонной, нечего было валяться несколько часов кряду. Только бы завтра не сказалось все на моей работоспособности. Волшебная ночь, тут даже дышится по иному, не так как в задымленном Лондоне с его вечным смогом и постоянными туманами. Умиротворяющая тишина и приглушенное пение цикад действуют как наркотик, голова слегка кружится, то ли от счастья, то ли от осознания, что детская мечта наконец-то стала явью, а мысли упорно возвращают в детские годы, когда еще только-только я грезила о карьере археолога. Так хотелось переплюнуть своего знаменитого родственника и доказать всему миру, что я не просто праправнучка Картера, а сама стоящий и талантливый человек.
Все началось с обычной детской шалости, тогда мне было лет десять, и незаметно пробравшись в кабинет отца, я нашла открытый сейф, а в нем предметы из Египетской коллекции прапрадеда, доставшиеся по наследству моей семье. Моему восторгу не было предела, когда я доставала и расставляла их на столе. Несколько монет и пара-тройка украшений, небольшая статуэтка кошки, как сейчас уже я знаю — символ плодородия. С кошками ассоциировались многие Боги из Египетского Пантеона, но тогда для меня это была просто статуэтка кошки. Помню, отца чуть удар не хватил, когда он вошел в кабинет и застал меня за этим занятием. Мне тогда не влетело по чистой случайности, а может отец решил все же рассказать о моем далеком предке и его занятии. Хотя отец никогда не ругал меня и относился ко мне скорее как к маленькому другу, чем к просто маленькой непоседе, сующей свой нос во все мыслимые и немыслимые места.
Папа всегда был замечательным рассказчиком и всегда умел слушать, и в тот раз, рассказывая мне о Картере, он старался передать всю гордость за именитого предка, о том, каким потрясающим и чутким человеком он был, что его любовь к истории была от Бога. Именно в тот момент мне захотелось, чтобы папа с такой же гордостью говорил и обо мне. В моем детском сознании возникло непреодолимое желание самой воочию увидеть все великолепие истории и, по возможности, разобраться в нем.
Со столика на балконе взяла начатую пачку сигарет и закурила, знаю, что привычка вредная, но ничего не могу с собой поделать, еще со времен учебы в университете пристрастилась к ментоловым сигаретам. Затянулась и выпустила сизую струйку дыма в воздух. Хорошо. Воспоминания несли меня все дальше и дальше в прошлое. Было приятно вот так сидеть и не заморачиваться ни на какие серьезные мысли. В первый год учебы, вырвавшись из-под родительской опеки, попробовала много всего: гулянки до утра, сигареты, секс и алкоголь — вечные спутники студентов. Если бы после первой сессии не было одного несданного экзамена, то наверняка бы не остановилась сама. Собственная неудача оказалась лучшей мотивацией, никакие убеждения и уговоры так не подействовали бы, как мысли о том, что твоя мечта ускользнет от тебя, что из-за собственной глупости можно потерять все. Но самое страшное было увидеть осуждение в глазах родителей.
После правильной расстановки приоритетов вся жизнь изменилась кардинально. Я стала лучшей студенткой на курсе, а учеба начала приносить удовольствие. Даже сидеть и корпеть над латынью или шумерским стало чем-то крайне занятным и приятным. Дни учебы сливались в месяцы и годы, а потом был выпускной, красивые напутственные речи преподавателей, безмерная радость студентов и счастливые родители.
Меня, еще «зеленую» вчерашнюю студентку, взяли на работу в Лондонский Национальный музей, хотя было бы странно, если бы не взяли с моими-то рекомендациями. Меня прикрепили к мистеру Стивенсону, он был моим руководителем. Я его невзлюбила с первой же минуты, хотя может она была и не первой, но после его попытки меня приобнять и так невзначай опустить руки ниже спины, что-то объясняя, я поняла, что рядом с ним надо держать ухо востро, иначе однажды можно проснуться рядом с ним в одной постели. Его сальные шуточки и потные лапищи раздражали с каждым днем все больше и больше, пока в один день, после очередного ненавязчивого обнимания, я ему не заявила с раздражением: