Выбрать главу

Сальмуса, «корейская гадюка», был одним из немногих, кто знал, что за оборудование на самом деле нес спутник.

После нелепого «шоу» Сент-Лоренцо Сальмуса покинул «Арену» на своем «хендэ», самом массовом автомобиле мира. Он будет скучать по машинке, но это лишь эмоции, которых он нахватался здесь, в Америке. Через пару дней он и думать забудет о своем «хендэ».

Настало время привести в действие план Блистательного Товарища, продуманный и начатый многие годы назад. Выехав на шоссе 110, Сальмуса глянул на часы. До начала операции оставалось меньше суток.

Три

15.01.2025

10:00

Лос-Анджелес

Статью о Сент-Лоренцо Бен накатал за час. И шоу, и мальца он порвал в клочья. Уокер сравнил его с давно ушедшими в прошлое нафталинными шарлатанами-целителями, а выступление он величал не иначе как «второсортное цирковое представление».

Отослав статью шефу по электронной почте, Уокер побаловал себя стаканчиком «Джек Дэниэлс», а затем, к собственному удивлению, хорошенько выспался.

Поэтому, приковав свой мотоцикл цепью к парковочному счетчику, он чувствовал себя весьма неплохо. Чиркнув парковочной картой по датчику, Бен прошел мимо бездомных попрошаек, рассевшихся в этот час по всему бульвару Голливуд. Знаменитая Аллея славы за последнее десятилетие утратила весь свой блеск и шик. Муниципалитет за Аллеей не ухаживает, и звезды потихоньку тускнеют, закатываются, и вот их уже не восстановить. Магазинов для туристов почти совсем не осталось. Китайский театр Граумана превратился в ночлежку для бездомных. Кинотеатр «Кодак» давно стал Федеральным центром обогрева, хотя время от времени старая гвардия Голливуда все-таки предпринимала попытки поставить там какое-нибудь представление – раза два в год, не чаще. Правда, на эти представления мало кто ходил. Уокер не переставал удивляться, откуда эти люди берут деньги на постановки. Со временем он пришел к заключению, что кому-то где-то время от времени хочется швырнуть котлету наличности на бочку ностальгии, удовлетворить жажду деятельности, ненадолго возродить старый добрый «город гламурной мишуры», пошуметь и оттянуться.

«Мусорка Звезд» занимала две комнатушки в помещении, бывшем некогда книжным магазинчиком при кинотеатре. Книги здесь все еще продавались, старые запасы стояли на полках, однако за пять лет работы Бен ни разу не видел, чтобы купили хоть одну. Правда, он и приезжал-то сюда не часто, работая, в основном, дома. Правительство штата поощряло такой вид труда. И бензин экономится, и электроэнергия, и снижается нагрузка на городскую инфраструктуру.

Джонни Слазбо, владелец и издатель сетевого журнала «Мусорка», при появлении Уокера даже не оторвался от экрана компьютера. За глаза Бен звал его «Склизбол» вместо Слазбо. Шеф и не подумал выключить порнуху. Эта отрасль единственная была на подъеме. Мало кто мог позволить себе бензин и продовольствие, но вот на порнографию деньги находились. Уокер не раз задумывался о взаимосвязи между активизацией человеческих пороков и наступлением тяжелых времен. Стоит ли удивляться росту аморальных пристрастий во время экономического бедствия? Ему не удалось найти ответа на этот вопрос. Однако факт оставался фактом: проституция, наркомания и алкоголизм процветали. Рисовалась жуткая картина: настоящие деньги стекались к порнозвездам, сутенерам и наркоторговцам. Никогда, аж с самых двадцатых годов прошлого века, организованная преступность не была столь сильна.

– Ты получил мою статью о Лоренцо, Джонни? – спросил Уокер, подтягивая стул поближе к столу Слазбо.

– Угу, – шеф и не подумал оторвать глаз от экрана.

– Я тут прикинул, в следующей статье надо нам этого пацаненка вывести на чистую воду. В смысле, по-настоящему нарыть материала на его родителей, антрепренера, финансы, за ним стоящие. Чую, здесь будет чем поживиться.

Слазбо следил только за действием на экране.

– А смысл?

– Целитель он липовый. Самого мальца я обижать не собираюсь, но вот те, кто им манипулирует, должны получить по заслугам. Они внаглую надувают народ, и я хочу вывести их на чистую воду. Джонни, выключи-ка на минутку порево и послушай меня.

Слазбо ткнул в клавиатуру, и мерзкое видео свернулось, явив взору не менее похабные обои. Шеф, которому не было и тридцати, повернулся к Уокеру и ответил:

– Вряд ли разоблачения порадуют читателей. Сент-Лоренцо – раскрученная фишка. Пипл его хавает, а у нас растут тиражи. Время пройдет, его забудут, тогда и примешься за расследование.

Чего-то подобного Уокер и ожидал.

– Ладно, а как тебе такое предложение: давай мочить корейцев! Хочу порвать Ким Чен Ына в клочья. Он такой же шулер, как и Лоренцо. Великокорейская пропаганда слишком похожа на немецко-фашистскую. Выгляни в окно. Посреди говна и социальной деградации всюду видны следы присутствия корейцев. На них завязано все: экономика, жизнь общества, они залезают в каждую дыру, сколько бы мы ни твердили, что от них исходит опасность.

Слазбо побарабанил пальцами по столу.

– Неплохая речь, Бен. Но я снова вынужден тебе отказать. Не надо нам политики. Нет у нас в «Мусорке» колонки политического обозревателя. Никому она не нужна. Всем насрать на Ким Чен Ына. Народу хочется сочувствия. Им бы только поржать. И мы даем им поржать.

Такой ответ Уокера не устроил.

– Черт возьми, Джонни, тебе что, самому по барабану, что происходит за окном? Настоящих новостей больше нет. И я тоже виноват в том, что кормлю народ помоями. Последние пять лет я только и делаю, что, будто машина без стыда и совести, штампую эти дешевые байки о ничтожествах. Хуже того, я мешаю и порчу кровь другим. У меня не осталось друзей среди коллег.

– Именно так, Уокер. А знаешь почему? Потому что ты – наш лучший репортер. Зарежу-ка я правду-матку. У тебя масса достоинств. Ты беспринципный проныра. Ты и бабку родную продашь за сюжет. Это то, что я в тебе уважаю. Нам как раз и требуются люди без тормозов. Сегодня хороший репортер – это человек, у которого много врагов. У тебя их достаточно. Поэтому заткнись и проваливай. Ищи следующую жертву для интервью.

Уокер поднялся. Перед дверью он остановился, помедлил, и вместо того чтобы выйти, повернулся к Слазбо. Тот уже пялился в порнуху на экране компьютера. Настало время действовать. Обратного пути нет. Он дал шефу возможность исправиться. Тот не воспользовался шансом.

– Знаешь что, Джонни. Я увольняюсь.

Слазбо насторожился.

– В смысле?

– У меня больше нет желания этим заниматься. Увольняюсь. Пожалуйста, заплати мне. На тебе долг. Я больше не вернусь.

У Слазбо челюсть упала:

– Ты что, серьезно?

– Вполне. Хватит с меня.

Тот расхохотался:

– Ты что, спятил? Где ты еще работу найдешь? Ты видишь, что за окном творится?

Уокер наклонился над редакторским столом:

– Именно этот вопрос я задал тебе пару минут назад.

Слазбо осклабился:

– Ну и вали отсюда! Проваливай. Чек пошлю по почте. Если повезет, получишь.

– Черта с два, Джонни. Я знаю, ты держишь наличность на руках, для осведомителей и на травку. – Он протянул руку: – Заплати прямо сейчас. Ты мне должен.

Злобно чертыхаясь, Слазбо вытянул ящик стола, открыл коробочку с наличными и отсчитал несколько банкнот.

– Вот. Не вздумай дверью хлопать.

Кипя от гнева, он повернулся к компьютеру. Уокер сунул деньги в карман и поблагодарил:

– Спасибо, Джонни. Удачи. Прощай.

Развернувшись, он покинул здание.

Уокер остановил «Спитфайр» на гравийной дорожке у своего дома на холме к северу от Малхолланд-Драйв. Его соседи, Гомесы, как раз выбирались из своего потрепанного универсала. Их дом стоял ближе из всех остальных соседей, ярдах в пятидесяти. С домом матери Уокеру повезло. Она купила его в конце восьмидесятых, как раз перед рождением Уокера. В то время здесь, на севере, участки не нагромождали один на другой, и сейчас Уокера вполне устраивало, что никто не сует нос в его дела.