Владимир Беляев
Голос Тараса
Оба этих рассказа, и «Голос Тараса» и «Первое оружие», навеяны тем, что мне довелось пережить самому в грозные годы гражданской войны в старинном украинском городке Каменец-Подольске. Так вот мы учились, так жили, а зачастую и воевали, как могли, с врагами революции, помогая взрослым.
Одним из первых читателей этих рассказов был поэт и замечательный редактор Самуил Яковлевич Маршак. Ему-то я бесконечно благодарен за то, что он посоветовал мне продолжить судьбы героев рассказов, написать о них повесть. Читатель встретит продолжение жизни Юзика Куницы, Василя Манджуры, Оськи и их приятелей в моей трилогии «Старая крепость».
Владимир Беляев
ГОЛОС ТАРАСА
Очень здорово ехать на грохочущей подводе по знакомому городу в тот самый час, когда все приятели занимаются в скучных и пыльных классах. Если бы не эта поездка за барвинком, сидеть бы и нам теперь на уроке закона божия да заучивать наизусть «Отче наш».
А разве в такую погоду полезет в голову «Отче наш»?
Куница тоже доволен:
— Я б каждый день согласен ездить за барвинком — нехай освобождают от уроков. А ты?
— Спрашиваешь! — ответил я ему. И мне сразу стало очень грустно, что только на сегодня выпало нам такое счастье. А завтра…
— Петлюровцы! — толкнул меня Юзик.
Навстречу идет колонна петлюровцев. Их лица лоснятся от пота. Сбоку с хлыстиком в руке шагает сотник. Он хитрый, холера: солдат заставил надеть синие жупаны, белые каракулевые папахи с бархатными китыцями, а сам идет в легоньком френче английского покроя, на голове у него летняя защитная фуражка с длинным козырьком, закрывающим лицо от солнца.
Возница сворачивает. Левые колеса уже катятся по тротуару, — вот-вот мы зацепим осью дощатый забор министерства морских дел петлюровской Директории.
Все равно тесно. Возница круто останавливает лошадь.
Колонна поравнялась с нами.
Сотник, пропустив солдат вперед, подбежал к вознице и, размахивая хлыстиком, закричал:
— Куда едешь, сучий сын? Не мог обождать там, на горе? Не видишь — козаки идут?
— Та я… — хотел было оправдаться возница, седой старик в соломенном капелюхе, но петлюровский сотник вдруг повернулся и, догоняя отряд, закричал:
— Отставить песню!
И не успели затихнуть голоса петлюровцев, как сотник звонко скомандовал:
— Смирно!
Солдаты сразу пошли смирно, повернув головы налево. Вороненые дула карабинов перестали болтаться вразброд и заколыхались ровнее. Но чего ради он скомандовал «смирно»? Ах, вот оно что!
На тротуаре появились два офицера-пилсудчика. Один из них маленький, белокурый, другой, постарше, — краснолицый, с черными бакенбардами. Пилсудчики идут, разговаривая друг с другом, и не замечают поданной команды. Сотник остановился и смотрит на пилсудчиков в упор.
Не замечают.
Сотник снова командует на всю улицу:
— Смирно!
Заметили.
Белокурый офицер толкнул краснолицего. Тот выпрямился, незаметно поправил пояс и зашагал, глядя на колонну.
Только когда первый ряд подошел к офицерам, оба ловко вскинули к лакированным козырькам конфедераток по два пальца. А сотник вытянулся так, словно хотел выскочить из своего френча, и, нежно ступая по мостовой, приставив руку к виску, прошел перед пилсудчиками, как на параде.
…Мы ехали медленно рядом с офицерами по узенькой и кривой улице. Куница искоса разглядывал их расшитые позументами стоячие воротники. Офицеры шли улыбаясь, а маленький, покрутив головой, сказал:
— Совершенно ненужное лакейство!
— Но чего пан поручик хочет? Он мужик и мужиком сгинет, — ответил белокурому офицер с бакенбардами и, вынув из кармана маленький, обшитый кружевами платочек, стал сморкаться, да так здорово, что бакенбарды, словно мыши, зашевелились на его румяных щеках.
Я понял, что польские офицеры смеются над петлюровским сотником, который дважды подавал команду «смирно», лишь бы только выслужиться перед ними.
Юзик вдруг тоже засмеялся.
— Ты чего?
— А помнишь ксендза? — прошептал он, давясь от смеха.
— Ну, еще бы!
Сразу же после того как пилсудчики вместе с петлюровцами захватили наш город, на Гимназической площади с раннего утра стали собираться легионеры Пилсудского. Пока войска подходили и выстраивались, в соседнем с гимназией кафедральном костеле служил торжественный молебен знаменитый польский бискуп[1]. Говорили, он приехал из самой Варшавы. Его выезд — высокий лакированный фаэтон на резиновых шинах — стоял у нас на гимназическом дворе. Нам с Куницей очень хотелось попасть в костел, посмотреть на этого важного бискупа, но попасть туда было трудно. На паперти, около черных распахнутых дверей костела, стояли два легионера с винтовками. Легионеры пускали в костел только взрослых, а мальчишек отгоняли прочь. Мы поджидали бискупа на улице. Из разноцветных узких окошечек доносились к нам тягучие звуки органа, изредка долетало пение.