— Где ты была позавчера?
Я молчала, потупившись, словно уличенная во лжи девчонка.
— Я все знаю. Зачем ты лгала мне?
— Ты опять слышала голос? — спросила я убито, не решаясь поднять головы.
— Да! И он рассказал мне все о вашем подлом сговоре. Зачем ты связалась с этим проходимцем? Каким грязным вещам он тебя учит? Отвечай!
— Мы хотим тебе помочь, — пробормотала я. Но тетя гневно оборвала:
— Не лги! Я прекрасно знаю, что вы задумали. Голос открыл мне глаза. От него не скроешься! Он все знает и все может. Он сказал, что вынужден наказать нас с тобой — за неверие и лживость. Вот чего ты добилась.
Она стремительно встала, уронив стул, и вышла из комнаты. А я осталась стоять посреди столовой в полной растерянности.
Глухой, темный ужас поднимался во мне. Неужели от этого голоса ничего не скроешь?
Как он собирается нас наказать? Что грозит мне и тете?
Теперь он добирается и до меня?! Неужели я тоже начну его слышать и стану вытворять всякие нелепые вещи, а все вокруг будут удивляться и принимать меня за сумасшедшую?!
Я пыталась себя успокоить, что ничего сверхъестественного и мистического в этом проклятом голосе нет. Он вовсе не небесного происхождения, а принадлежит людям, пока еще не пойманным злодеям. А они, как все люди, конечно, не всемогущи. Доктор Жакоб непременно поможет нам, защитит.
Но страх не проходил. Целый день я бродила по дому и саду как затравленная. Тетя заперлась у себя в комнате. Доктор Ренар словно нарочно уехал куда-то к больному.
Бесконечно тянулся мучительный день, полный тревоги и напряженного ожидания неведомых, ужасных козней.
И ночью я почти не спала, хотя и приняла медомин. Задремлю ненадолго и тут же просыпаюсь от навалившегося кошмара, обливаясь холодным потом.
Потом, лежа в темноте с открытыми глазами, я, обмирая, прислушивалась: не звучит ли у меня в ушах голос?
Нет, слышалось только мое тревожное дыхание. А вокруг все тихо, так тихо, что начинало звенеть в ушах.
Я снова забывалась на время, чтобы в ужасе проснуться от нового кошмара.
Утром к завтраку, к счастью, пришел милый доктор Ренар. Я шепотом торопливо рассказала ему о своих переживаниях, поглядывая на дверь и в тревоге ожидая появления тети.
Она вошла, поздоровалась со мной довольно сухо, с доктором, как всегда, приветливо. Мы начали завтракать; постепенно завязался обычный разговор о всяких пустяках: о погоде, видах на урожай яблок, о том, что надо непременно вызвать печника из деревни — печь на кухне ужасно дымит.
У меня отлегло от сердца. Все шло совершенно нормально, с каждой минутой я успокаивалась и веселела. Ночные страхи начинали казаться пустыми и даже забавными…
Как вдруг я услышала странную фразу — тетя произнесла ее, обращаясь к доктору, все тем же обыденным, ровным тоном:
— Ну, как же вы забыли: это случилось в прошлом году, через день после пожара. Я прекрасно помню…
Мне показалось, что я ослышалась.
— После какого пожара, тетя? — переспросила я.
— Как — после какого? У нас, слава богу, был лишь один пожар. В прошлом году, разве и ты забыла?
Мы с доктором Ренаром переглянулись, но я не удержалась и робко возразила:
— Не было у нас никакого пожара в прошлом году.
— Что же, мне изменяет память? — Тетя потерла лоб. — Нет, я прекрасно помню, что пожар случился именно в прошлом году, пятнадцатого апреля. Вы должны помнить, доктор. Вы же прибежали одним из первых. Пламя уже начало охватывать кровлю, Антонио пытался сбить его ветками и чуть не упал с крыши…
Она приводила всё новые и новые подробности, вспоминала такие точные и красочные детали, каких не придумаешь…
Но ведь я точно знала: никакого пожара у нас не было. Никогда не было — ни в прошлом году, ни прежде!
Наверное, я смотрела на тетю с ужасом, потому что она вдруг снова пришла в ярость, как и вчера.
— Ты опять притворяешься, будто я все выдумала! — закричала она, так сильно стукнув по столу, что чашки запрыгали. — Хватит изображать меня сумасшедшей! Ты же прекрасно помнишь пожар, сама получила сильные ожоги. Посмотри на свою руку: на ней до сих пор остался ужасный шрам от ожога. — Внезапно она цепко схватила меня за левую руку, больно вывернула ее и потянула к доктору. — Вы же сами лечили ее, а шрам от ожога остался, остался на всю жизнь! Этого доказательства не вытравишь, не сотрешь.
Не было никакого пожара и не могло от него остаться следов на моей руке! Но тетя возмущалась так убедительно, что и я пристально уставилась на собственную руку.