В темноте все вокруг казалось таинственным и тревожным. Мелькали мимо черные деревья; одинокий, словно притаившийся, домик с темными окнами; скалы, похожие на крадущихся людей, призрачные белые столбики ограждения на повороте.
Впереди за кустами вроде мелькнул слабый огонек…
Я только хотела попросить Жакоба ехать поосторожнее, как он резко затормозил. И тут же выскочил из кабинки и побежал к машине, стоявшей на обочине дороги.
— Можете снова зажечь огонь, зачем таиться! — крикнул он, распахивая ее дверцу.
В машине зажглось освещение. Не этот ли огонек я видела?
Я тоже выбралась из кабинки и поспешила к машине вместе с комиссаром и Вилли.
— Прошу познакомиться, господа, — громко сказал Жакоб. — Перед вами — «глас небесный». Как видите, он имеет вполне земное обличье и в миру известен под именем Мишеля Горана.
В машине — теперь я разглядела, что это был роскошный «кадиллак», — находился лишь один человек — «космический» проповедник…
В черном костюме, без своего причудливого одеяния, он выглядел буднично и деловито. Солидный, преуспевающий бизнесмен, едущий по своим почтенным делам, которыми он не ленится заниматься даже ночью.
Он сидел, положив руки на руль, и смотрел на нас без всякого испуга.
— Ваши документы, — сказал комиссар.
— Разве я нарушил дорожные правила? — лениво спросил проповедник. — Ах да… Стоял на обочине дороги с потушенными огнями. Каюсь, штрафуйте.
— Ваши документы! — повторил комиссар, протягивая руку.
Проповедник пожал плечами и полез в карман.
— Пожалуйста, хотя вам ведь уже назвали мое имя, — все так же лениво проговорил он, вынимая из пухлого бумажника и протягивая полицейскому документы. — Прошу, господин обер-лейтенант.
Комиссар начал внимательно изучать бумажки, а нетерпеливый Жакоб попытался открыть заднюю дверцу машины.
Она не подалась. Тогда Морис заглянул в машину, посветив фонариком, и присвистнул:
— Ого! Какой прекрасный магнитофон! Японский? И, кажется, передатчик? Разрешите его посмотреть поближе.
— Я протестую, господин обер-лейтенант, — негромко сказал проповедник. — Я не знаю, правда, что за люди с вами. Возможно, они тоже служат в полиции. Но все равно никто не имеет права обыскивать мою машину без ордера федерального прокурора. Слава богу, законность строго соблюдается в нашей стране. Или я ошибаюсь? И вообще хотелось бы знать, почему вы задерживаете меня так долго? Мне нужно ехать. Я устал, остановился, чтобы передохнуть в тишине и покое этой чудной ночи, а теперь мне пора ехать дальше. Если вы разрешите… — закончил он с легким поклоном.
Он упорно не смотрел ни на кого из нас, только на комиссара, словно тот был один на дороге.
Комиссар молча вернул ему документы и заглянул на заднее сиденье. Жакоб светил ему фонариком.
— А зачем вам ночью понадобился магнитофон? — подал голос Вилли.
Проповедник будто не слышал его вопроса.
— Зачем вам магнитофон, в самом деле? — повторил тот же вопрос комиссар.
Ему проповедник ответил:
— Люблю во время отдыха послушать церковную музыку. Очень успокаивает нервы. А порой работаю над проповедью: ведь, как уверяют психологи, лучший отдых — в перемене занятий. Разве ездить с магнитофоном по нашим дорогам запрещено? Не знал. Но ведь вы же возите вот целую лабораторию на колесах.
— А с чего вы взяли, что у нас «целая лаборатория»? — насмешливо спросил Жакоб.
Проповедник ему не ответил.
Он упорно не замечал Жакоба.
И Морис, конечно, не выдержал:
— Слушайте, Горан, я взялся за это дело и доведу его до конца, ясно? Я не отступлюсь и посажу вас на этот раз за решетку.
Проповедник слушал его, прикрыв глаза тяжелыми, набухшими веками. Лицо его решительно ничего не выражало.
— Анри мне все рассказал о ваших планах, — продолжал Жакоб. — Старик еще не пропил совести окончательно. Вы от нас не уйдете.
Что-то вроде дрогнуло в каменном лице проповедника. Подняв тяжелый взгляд на полицейского, он глухо спросил:
— Могу я наконец ехать?
Комиссар, отступая на шаг, молча козырнул.
Черный «кадиллак» взревел и рванулся вперед. Мы отскочили в стороны и молча смотрели, как, плавно покачиваясь, убегает все дальше рубиновый огонек. Вот он скрылся за поворотом…
— Н-да, конечно, глупая была затея, — смущенно пробормотал Жакоб. — Его голыми руками не возьмешь… Но хоть повидались. Ладно, поехали домой.
В глубине души я надеялась, что пойманный голос испугается и притихнет, а может, и совсем замолчит.