— Какой именно? Их много ходит.
— Как бернец участвовал в состязании парашютистов? Надо было раскрывать парашюты на счете «три». Все так и сделали, а он разбился — почему-то не открыл парашют. Когда врачи склонились над пострадавшим, парашютист из Берна еще успел вздохнуть и сказать: «Два…»
— Веселенький анекдот, — сказала я, но невольно рассмеялась.
— Так что погоня нам не грозит. Просто я увидел этот уютный ресторанчик и сразу вспомнил, что мы не обедали. Он вас устроит?
— Ничего, кажется, неплохое местечко. Во всяком случае, тихое.
— Тогда давайте перекусим перед обратной дорогой.
Мы сели за столик, над которым висела скверная копия «Грозы на Гандеке», спросили, что могут побыстрее подать, и заказали паштет из гусиной печенки, трюфели и бутылку красного нойенбургского. Я сразу почувствовала, что проголодалась.
— Вы и вправду не пользуетесь никакими таинственными снадобьями? — недоверчиво спросила я, торопя взглядом хмурого официанта, который не спешил на кухню, а зачем-то начал возиться со старинным музыкальным ящиком.
— Нет. Ловкость рук, вернее, ног — и никакого обмана. Чистый номер.
— Но как это вам удается? Еще пепел нарочно сдували, фу… Вы невозможный человек!
— Пепел я сдувал нарочно. Так сказать, из чисто технических побуждений. По очищенным углям ходить проще — меньше опасность ожога.
— Очередной парадокс?
— Нет, просто научный факт. Такие фокусы широко распространены в Азии и Африке. Я давно ими интересуюсь и решил непременно украсить свои «лекции с фокусами» подобным номером. Как вы считаете? И эффектно…
— Да уж!
— …и позволяет разоблачить так называемые чудеса йогов. Однажды попробовал — и получилось.
— Очень просто у вас выходит: взял — и попробовал. И получилось! Все равно как через веревочку прыгать. Все-таки не верю, будто нет тут секретов. Вы же сами говорите, что это фокус.
— Ну, фокус в том смысле, что с ним можно успешно выступать и удивлять зрителей. А секретов нет. Просто это позволяют проделывать физиологические особенности человеческого организма да законы физики, хотя, честно говоря, мне и самому тут еще не все ясно. Сначала я считал, будто все дело лишь в самовнушении. Если можно внушением вызвать ожог без огня, так, видимо, удается и пройти по раскаленным углям без ожога. Под влиянием самовнушения напрягается симпатическая нервная система. Кровяные сосуды суживаются, кровь свертывается быстрее. Все дело в твердой уверенности, что непременно пройдете по огню.
Он вдруг рассмеялся. Я удивленно посмотрела на него.
— Вспомнился забавный случай, — пояснил Жакоб. — Однажды я беседовал после такого номера с репортерами. И наступил босой ногой на окурок, кем-то брошенный и не погасший. Я обжегся, вскрикнул и подпрыгнул. Представляете общее изумление? Только что я плясал на углях, а тут пугаюсь горящей сигаретки.
— Забавно. Они наверняка приняли вас за ловкого шарлатана.
— Конечно. А все дело в том, что я не был подготовлен к этой злополучной сигаретке психологически. Она застала меня врасплох. А по углям я шел, собрав всю свою волю и внушив себе, что это вполне возможно.
Официант наконец появился с подносом.
— Все-таки не верю, будто одной лишь силой воли можно заставить себя безболезненно пройти по огню, — сказала я, принимаясь за паштет. — И почему платье на ней не вспыхнуло, на смелой девице? Я каждую минуту боялась.
— Оно из негорючего материала, надо будет это перенять, — деловито ответил Жакоб.
Медлительный официант торжественно откупорил запыленную бутылку и, прежде чем наполнить бокалы, с важным видом понюхал пробку.
— Нет, тут все-таки наверняка есть какие-то секреты, только вы не хотите их раскрыть, — не унималась я. — Профессиональная тайна? Кодекс факирской чести не позволяет?
— В данном случае я ничего не скрываю, честное слово. Кое-что в этом фокусе мне и самому еще не ясно — я же вам сознался. Видимо, дело не в одном только самовнушении. Есть и объективные, так сказать, возможности, не обжигаясь, ходить по раскаленным углям. Они связаны с любопытным явлением: оно в честь открывшего его физика называется «эффектом Лейденфроста». Если накалить докрасна блюдо из сравнительно толстого металла, а затем капать на него подогретую воду, то жидкость не станет растекаться во все стороны, как при обычной температуре, а принимает форму сплюснутого шарика. Шарик быстро вращается, но вода не закипает. Испаряется она поэтому примерно раз в пятьдесят медленнее, чем при кипении. Практически водяной шарик даже не касается раскаленной поверхности. Его отделяет от металла подушка из пара. Этот эффект, кстати, давно используется в так называемых паровых котлах высоких температур. Вам не скучны научные тонкости?
— Нет, что вы! Я тоже хочу научиться ходить по огню.
— Вся разгадка, видимо, в том, что, когда я иду по раскаленным углям, обильно выделяется пот, и образующиеся шарики жидкости предохраняют ноги от ожогов. Плюс, конечно, влияние самовнушения на симпатическую нервную систему. Да вы сами наверняка проделывали, и даже не раз, такой фокус, только не в столь эффектном оформлении.
— Я? Каким образом?
— Пробуя пальцем, хорошо ли нагрелся утюг. Вспомните: вы всегда перед этим смачиваете палец слюной.
— Верно!
— Водяные пары между пальцем и горячим утюгом и предохраняют от ожога. А опытные мастеровые-паяльщики ухитряются даже, смочив ладонь, отклонять рукой в нужную сторону поток расплавленного олова. Но проделывают они это без зрителей и не пожинают аплодисментов. Я сейчас готовлю для лекций номер еще эффектнее.
— Какой же? — насторожилась я.
— Лизну языком раскаленный докрасна стальной брусок.
— Ужас! Только мне-то уж этот фокус не показывайте.
Доктор Жакоб покорно склонил голову, и мы принялись за яблочный торт. Когда очередь дошла до кофе, я сказала:
— Вы понимаете, что этой, простите меня, мальчишеской выходкой себя выдали? Теперь они знают, что вы интересуетесь и подозрительной деятельностью.
— Ну, они меня и так хорошо знают, — не очень уверенно ответил Жакоб.
— Но сегодня они вас явно не ждали.
— Да, похоже. Всеведущий голос оказался не на высоте.
— А вы сами себя разоблачили. Имейте же мужество признаться.
— Уж очень велик был соблазн. Не мог удержаться, — сказал он тоном виноватого мальчишки. — Ненавижу это жулье! К тому же момент был очень удобный. Пригласили специально фоторепортера, чтобы увековечил чудо. А теперь он, конечно, не удержится, напечатает и те снимки, где я пляшу на углях, — и чудо будет развенчано, вся их затея сорвется.
Мы выкурили по сигаретке и пошли к машине. Солнце уже висело низко над сверкающими шапками гор; надо было спешить, а то тетя начнет беспокоиться.
Когда мы выбрались из тесноты кривых улочек на простор шоссе, я сказала:
— Ну, а теперь расскажите, что вы новенького высмотрели, мистер Шерлок Холмс?
— Я видел то же, что и вы, — засмеялся Жакоб.
— Вы ведь приезжали специально, чтобы проверить свою гипотезу о том, будто эти шарлатаны каким-то образом влияют на мою тетку. Если они и шарлатаны, то весьма талантливые и ловкие. Я человек спокойный и абсолютно неверующий, но, признаюсь, на меня все зрелище произвело сильное впечатление. Началось панегириком во славу науки, а потом…
— Да, нынешние мистики не чета прежним. Идут в ногу со временем: научились маскировать суеверные бредни в ультрасовременные псевдонаучные одежды. Ловко спекулируют на интересе людей к науке, над верой в ее всемогущество. Теперь просто о боженьке или небесных силах говорить неприлично. Вот и появляются некие «старшие братья», способные творить чудеса на основе законов природы, только пока еще якобы не открытых, не познанных наукой. Христос или Магомет объявляются астронавтами. И если соберутся, скажем, астрологи на свой шабаш, то назовут его не иначе как «Конгрессом научной интеграции». — Жакоб посмотрел на меня и добавил: — Разоблачать современных мистиков вовсе не так-то легко и просто. Вы убедились, как умело они пользуются тем, что, сколь ни могущественна наука, она не может опровергнуть существование бога.